169 
Феникс погиб, отдав душу ради тех, у кого она смертна. Ради тех, кого люблю.
У терев ладонью слезы, я посмотрела на притихшего Данте.
Он сидел как и раньше, не отрывая от меня взгляда и тяжело дыша. Гибкий хвост, с начавшим отрастать синим кончиком раздраженно бил по камням. Губы сильно сжаты и без единой кровиночки. Разве что та тонкая струйка идущая от клыка, проткнувшего кожу.
— И давно ты знала все это?
— У меня было время подумать в Вольском дворце.
— Значит когда ты приходила к нам аватарой, все уже решила?
— Да.
Данте сжал виски и отвел от меня взгляд. Только я и так видела, да и чувствовала — он зол, он в бешенстве… он сломлен.
— Кем я был для тебя все это время? — Подойдя ко мне Данте сел на край лежанки и посмотрел в глаза. Сказала бы в душу, но теперь у меня ее нет. — Кем я был для твоего проклятого феникса? Игрушкой, которой можно дергать за ниточки? Я ведь на все шел ради тебя, все делал. А ты использовала меня, вертела как только тебе хотелось. Ты… ты предала меня.
— Я… — О-ой!
— Ты предала меня использовав это Аидово заклинание. Ты решила бросить меня одного.
— Не одного.
— Это ты о Дайти? — невесело оскалился он. — Она пришла и рассказала мне все.
— Когда?
— На следующее же утро, после того как ты привела ее. Только в этом всем меня больше интересовало зачем ты это сделала. А Дайти просветила, она видите ли беспокоилась о тебе, — едва ли не презрительно улыбнулся Данте. — Ты ей понравилась. К тому Дайти оказалась умной женщиной, в отличие от твоего феникса. Она не поверила что я так легко приму ее. Неужели ты думала, что я такой дурак и не поинтересуюсь с чего бы Хананелю так взъестся на моего отца и меня? Мы уже давно раскопали всю эту историю. Только желания смотреть на нее у меня не было.
— Я думала тебе так будет лучше?
— Как, без тебя? Зачем мне душа с ее бессмертием, зачем мне весь мир. Все же боги очень эгоистичные существа, даже низвергнутые. Неужели ты не подумала что как Эзиан не смог смириться со смертью своей возлюбленной, я не смирюсь с твоей. Глупенькая девочка, — коснулся он моей щеки. — Если понадобится я перетрясу весь мир — лишь бы ты была со мной. Пойми это. Бестолочь!
— Зачем сразу обзываться? — уже чуть ли не плача спросила я.
— Любимая! — нежно прошептал Данте, обнимая меня, и поднимая на руках. — Просто верь мне.
— Подожди. Мне уже очень давно хотелось встреть здесь рассвет и убедиться что это не сон.
— Сон? Но разве во сне я могу сделать так? — И нежно поцеловал меня.
Надо же, а я уже почти забыла каково это.
Э то произошло на следующую ночь. Сегодня Данте никуда не уходил, и целый день мы провели вместе. Я открыла глаза, понимая все — проснулась.
За окном давно ночь. Любимый мужчина спит, положив голову на мой живот. Занавеси треплет ветер. С балкона льется свет. Так какой свет?
Осторожно вылезая из объятий Данте, я очень старалась его не разбудить. Очень, но не на столько же что бы случайно попав локтем под дых, он не проснулся. Это меня насторожило даже больше странного мерцания за окном. Нагнувшись, я положила голову ему на грудь и прислушалась — сердце стучало ровно и спокойно.
Накинула белый халатик, и отправилась проверять какого упыря там происходит. Иначе любопытство оставит от меня одни обгрызенные косточки.
Светилось небольшое облако, застывшее над мрамором пола. Но стоило мне выйти на балкон, вместо него встал высокий красивый мужчина с длинными темно-каштановыми волосами и золотыми глазами. Если бы я не знала его — преклонила бы колени, таким величественным и сильным он казался.
— Привет, малышка.
— И ты туда же, — поморщилась я, едва скрывая улыбку.
— Ну со мной то можешь не вредничать. Я знаю, что тебе это нравится. Разве нет, Лилит?
— Ты прав Эзиан. Ты знаешь.
Он какое-то время помолчал, с полуулыбкой на красивых губах смотря на меня. А потом раскрыл объятья.
— Иди сюда, моя милая девочка.
Положив голову на плечо погибшего божества, я уже не смогла сдержать слез. Мне не хватало его. Не хватало все эти дни, всю эту пустоту в груди не смог заполнить ни мой любящий муж, не весь мир. Никто. Об этом знал только он — Эзиан, мой бедный воскресающий феникс.
— Я тоже скучал, — прошептал он мне на ухо. — Лилит, мое бедное дитя. Прости меня.
169 
