В первые месяцы брака Эвелин пыталась приучить малышку, чтобы та называла ее нового мужа beau pere , как и подобает называть отчима, однако Скай настояла на том, что будет звать его просто по имени – Норман.
Ему это нравилось, поскольку заставляло чувствовать себя молодым. Норман всегда чувствовал себя молодым в обществе Скай, с Эвелин же все было совершенно наоборот. С ней он ощущал себя едва ли не стариком. В присутствии жены у него словно засыпали в душе все чувства. Падчерица же, напротив, пробуждала у него вкус к жизни.
До тех пор, пока он не познакомился со Скай, Норману и в голову не приходило, что он любит детей.
После смерти Эвелин он попросил Скай остаться жить с ним, однако лорд Брора настоял, чтобы девочка проводила каникулы в замке, и Норман не осмелился забрать ее из школы.
Ей там нравилось, и Норман продолжал каждый семестр платить внушительные суммы за обучение, хотя тем самым он лишал себя ее общества.
В учебное время он старался навещать ее как можно чаще и всегда с нетерпением ждал встреч с падчерицей, чуть ли не больше, чем она.
Когда Скай исполнилось восемнадцать, она сообщила Норману, что хочет снимать квартиру пополам с одной из своих подруг. Услышав это, Норман страшно огорчился, поскольку собирался снова открыть дом на Белгрейв-сквер специально для нее.
Но ему хватило ума понять, что Скай хочет быть независимой, и он без возражений согласился с ее решением.
Скай неизменно стремилась к самовыражению. Отчасти это было реакцией на суровое отношение к ней матери. Отчим же всегда нравился ей, и она хорошо относилась к нему. Однако сфера ее интересов не пересекалась со сферой интересов Нормана. Он понимал – теперь, когда Скай стала взрослой, они уже не будут так близки, как раньше, несколько лет назад.
Войдя в просторную комнату на втором этаже своего лондонского дома, Норман вспомнил, что в последний раз был здесь во время приема, устроенного по случаю совершеннолетия Скай.
Тогда он впервые после смерти жены открыл этот дом, но в тот вечер пришло так много гостей, что ему было трудно думать о чем-то всерьез или что-то вспоминать.
Стоя в задумчивости на лестничной площадке, Норман услышал, как чей-то веселый голос окликнул его снизу:
– Норман! Норман!
Он перегнулся через перила, взглянул вниз, в глубокий колодец лестницы, и увидел падчерицу.
– Скай! – удивленно воскликнул он. – Что ты здесь делаешь?
– Я проходила мимо, дорогуша, и заметила у входа твою машину, – объяснила Скай. – И поняла, что ты решил осмотреть дом.
– Поднимайся наверх, – предложил он.
Девушка послушно принялась подниматься по лестнице, стараясь за один раз перешагнуть две ступеньки.
– Я так рада тебя видеть, Норман! – призналась она, целуя его в щеку. Скай была так миниатюрна, что ему пришлось наклониться к ней. Норман отошел на шаг назад и окинул падчерицу оценивающим взглядом.
– Хорошо выглядишь, – отметил он. – Проживание в Челси пошло тебе на пользу.
– Могу то же самое сказать про Мелчестер, – ответила Скай. – Но что ты все-таки здесь делаешь?
– Просто решил заглянуть на минутку, – с виноватым видом сказал Норман.
Скай испытующе посмотрела на него.
– Дорогуша, – сказала она, – ты меня обманываешь! Мне кажется, ты снова собираешься жениться!
Глава 6
Скай довольно часто задумывалась над тем, какие именно черты она унаследовала от матери.
Должно же быть, размышляла она, какое-нибудь связующее звено между матерью и дочерью, которое рано или поздно проявится.
Однако до настоящего времени она так и не смогла найти в себе никаких черт характера, которые достались бы ей в наследство от Эвелин Клив.
Скай была небольшого роста. В невысоких женщинах есть что-то такое, что вызывает у мужчин инстинктивное желание их защищать. Скай не придавала особого значения своей миловидности и обычно забывала преподносить себя в максимально выгодном свете.
В Шотландии ее сияние было ослепительным, в Лондоне же ее часто затмевали другие девушки, которые без устали заботились о своей одежде и внешности.
Скай предпочитала старую одежду, удобную обувь и общество умных людей. Больше всего она любила свободную жизнь в Шотландии. Ей очень нравилась природа этого сурового края – болота, холмы, бегущие с гор ручьи, река, протекавшая неподалеку от Гленхольма.
И тем не менее она не могла долго выносить атмосферу застывшей древности и покоя, которая была неотъемлемой частью дедушкиного поместья.