Особенно,... 
67 
Ник пришел ровно в семь часов. На нем были спортивная рубашка и хлопчатобумажные слаксы. Я намеревалась сразу выйти с ним за дверь, но он остановил меня словами:
— Каролин, мне очень нужно с тобой поговорить, и лучше это сделать здесь.
Я провела его в библиотеку. Впрочем, «библиотека» — слишком громко сказано. На самом деле это просто комната с книжными полками, удобными креслами и обшитой деревом стеной со встроенным баром. Ник сразу прошел к нему, налил себе виски со льдом и, не спрашивая, бокал белого вина с парой кубиков льда для меня.
— Ты именно это заказывала неделю назад. Я где-то читал, что герцогиня Виндзорская пила шампанское со льдом, — сказал он, передавая мне бокал.
— А я читала, что герцог Виндзорский пил неразбавленное виски, — сказала я.
— С такой женой это неудивительно. — Он коротко улыбнулся, — Шучу, конечно. Я понятия не имею, как она выглядела.
Я присела на край дивана. Ник выбрал одно из кресел и развернул.
— Помню, как мне нравились эти кресла, — сказал он, — Я даже пообещал себе, что, если когда-нибудь разбогатею, куплю хотя бы одно такое.
— Ну и? — поинтересовалась я.
— Руки так и не дошли. Начав зарабатывать, я купил квартиру и нанял дизайнера интерьеров. Девица оказалась помешана на вестернах. Когда я увидел оконченную работу, то почувствовал себя Роем Роджерсом.
Я внимательно в него всматривалась, отмечая, что седина на висках была явственнее, чем я думала. Под глазами появились мешки, а легкая взволнованность, которую я заметила на прошлой неделе, теперь превратилась в глубокую тревогу. Вчера он летал во Флориду, потому что у его отца случился сердечный приступ. Я спросила у Ника, как себя чувствует больной.
— Неплохо. Это действительно был легкий приступ. Через пару дней его выпишут.
Потом Ник посмотрел прямо мне в глаза.
— Каролин, ты думаешь, Мак жив? И если так, способен ли он на то, в чем его обвиняют копы?
Все мои сомнения едва не сорвались у меня с языка, но я вовремя одумалась.
— Да что вдруг тебе взбрело в голову спрашивать такое? Конечно, нет.
Я надеялась, что в моем голосе было достаточно возмущения.
— Каролин, не смотри на меня так. Неужели ты не понимаешь, что Мак был моим лучшим другом? Я никогда не мог понять, почему он предпочел исчезнуть. Теперь я думаю, не случилось ли у него в голове какого-то сдвига, о котором в то время никто не догадывался.
— Ты беспокоишься о Маке или о себе, Ник? — спросила я.
— Не стану отвечать. Каролин, единственное, о чем я тебя прошу, умоляю: если он выйдет с тобой на связь, если еще раз позвонит, не думай, что ты оказываешь ему услугу, пытаясь его прикрыть. Ты слышала, какое сообщение оставила Лизи Эндрюс сегодня утром своему отцу?
Он вопросительно посмотрел на меня.
В первую секунду я была так потрясена, что не могла говорить, но потом все-таки выдавила из себя, что целый день не включала ни радио, ни телевизор. Когда Ник рассказал мне новость, я только и могла думать, что о версии Барротта, считающего, будто Мак украл свою собственную машину. Безумие, конечно, но это напомнило мне случай, произошедший, когда мне было лет пять или шесть. У Мака неожиданно пошла носом кровь. Отец был дома, он схватил с полки в ванной первое попавшееся полотенце с монограммой, чтобы остановить кровотечение. В то время у нас в доме работала пожилая экономка, которая обожала Мака. Она так расстроилась, что попыталась вырвать полотенце из руки отца.
— Оно для праздника, — верещала женщина, — оно для праздника!
Отец всегда с удовольствием рассказывал эту историю и неизменно добавлял: «Бедная миссис Андерсон, она так беспокоилась о Маке, но полотенце с монограммой было для нее неприкосновенным. Я сказал ей, что на полотенцах вышиты наши имена и Мак может испортить всю стопку, если захочет!»
Я еще могла представить, что Мак угоняет собственный автомобиль, но только не то, что он удерживает в заложницах Лизи и мучает ее отца. Я посмотрела на Ника.
— Не знаю, что и думать насчет Мака, — сказала я.— Но клянусь тебе и любому другому, кто спросит, что других известий, кроме как в День матери, я не получала и не видела Мака все десять лет.
Ник кивнул и, кажется, поверил мне. Потом он спросил:
— Ты думаешь, что это я виноват в исчезновении Лизи? По-твоему, это я спрятал ее где-то?
Я спросила свое сердце, свою душу, прежде чем ответить.
— Нет, не думаю, — сказала я.— Но вы оба втянуты в это дело: Мак — потому что я обратилась в полицию, а ты — потому что девушка исчезла из твоего клуба. Если не ты и не он, то кто тогда виноват?
67 
