128 
— У тебя есть салазки? — неожиданно спросил Мальчик, будто приняв какое-то решение.
— Что? — она удивленно вскинула глаза.
— Я спрашиваю: у тебя есть детские санки, тобогган или что-то в этом роде?
— Не помню… кажется. Раньше были. Может быть, в кладовке или на балконе. Давно не видела.
— Пошли, — решительно сказал он. — И нечего тут раздумывать. Либо мы решаем эту проблему, либо к концу недели начнем доходить. Ты видела тех, кто, вконец отчаявшись, тащится в супермаркет, чтобы успеть хотя бы напоследок набить брюхо первой попавшейся под руку жратвой? И пожалуйста — ни о чем не спрашивай. В противоестественной ситуации нет естественных ответов на вопросы.
Он рванул «молнию» у горла, сунул в карман телефон и повернулся к девушке:
— Чего ждем?
— Ты… серьезно? — спросила она.
— А у тебя имеются варианты? Если все обойдется, вернемся к полуночи. Мне и в самом деле понадобится твоя помощь. Думаю, с твоей бабушкой за это время ничего не случится.
Леся потерла предплечье и не двинулась с места.
— Вчера мы с ней не могли согреться и уснуть. Знаешь, что она сказала? «Лучше бы они меня там и оставили».
— Что это значит? — Он наклонился к зажигалке, прикуривая.
— По-моему, она имела в виду то, как ее нашли. Поразительно: в таком возрасте она еще кое-что помнит.
— Нашли?
— Ну да. В апреле тридцать третьего, на скамейке у памятника Гоголю. Ее, пятимесячную, подобрал милицейский наряд. О родителях ничего не известно. То, что она вообще выжила, можно считать чудом.
Мальчик ткнул едва начатую сигарету в пустую жестянку с надписью «Peanuts» и пожал плечами.
— Вряд ли она может помнить себя пятимесячной.
Дальше я не слушал, потому что на короткое время ослеп и оглох, с лихорадочной поспешностью восстанавливая в памяти сцену, имевшую место, с моей точки зрения, какой-нибудь месяц назад в сквере у памятника после спектакля — и не самого удачного — труппы Сабрука. Я был пьян, куражился, изображал пророка, меня душила тоска, но когда пришло время на что-то решиться, сделать шаг — струсил. Все сходилось, вплоть до милиции, и тут уже ничего не исправить. Не помню, созрело ли у меня уже тогда решение покончить с собой, но сути это не меняло.
Вскоре оба покинули жилище Мальчика. Он вышел первым. Внимательно осмотрелся, затем кивнул Лесе, а когда она шагнула на заваленную мусором площадку, мгновенно запер стальную дверь. Здесь было еще холоднее, а внизу, у парадного, к холоду добавился острый, как наждак, ветер, без остатка выдувавший тепло из-под одежды.
Я с жадностью впитывал все, что попадалось на глаза Мальчику, отыскивая хоть какие-то черты прежнего города, но не обнаруживал никакого сходства. Вокруг громоздились однотипные бетонные здания, отличавшиеся только числом этажей. Нескончаемые массивы окон, полное отсутствие архитектурных деталей. Фасады оживляли только неизвестного назначения заиндевевшие конструкции из тонкого металла под эмалью — что-то вроде пустых тарелок, вопросительно обращенных к низкому, в клочьях несущихся грязных облаков, небу. Между домами лежало пустынное пространство. Бугристый снег был приперчен гарью, повсюду валялись измочаленные ветки, обломки мебели, электрические приборы, пестрое тряпье. В пустом двухэтажном здании с вывеской «Районный суд» — оно казалось плоским в сравнении с жилыми блоками — были выбиты все стекла, а стены покрыты жирной копотью.
Мы свернули за угол и оказались на широком проспекте, забитом брошенными как попало автомобилями, похожими на хищных, с наглым прищуром, экзотических рыб. Здесь ветер разгонялся вовсю, и Мальчик натянул капюшон до кончика носа. До сих пор мы не встретили ни одного человека, и, судя по всему, не особенно к этому стремились. Крепко держа Лесю за руку, он вел ее против ветра, стараясь держаться вплотную к фасадам. Здесь в нижних этажах теснились бесчисленные лавочки, магазинчики, «Салоны красоты» и прочее. Сорванные пластиковые вывески, выбитые двери, опрокинутые рекламные щиты, хруст осколков под ногами — все напоминало демонтаж декораций после странного представления или киносъемки.
Через квартал показалось канареечно-желтое здание, похожее на продавленную шляпную коробку. Из-за него плотными клубами выкручивался жирный дым, который тут же сбивал и прижимал к земле ветер. Ко входу вели обледеневшие гранитные ступени, а на самом верху топталась фигура в полушубке с короткоствольным оружием на плече. Вокруг все было завалено распотрошенными упаковками, судя по надписям — с продуктами, и весело поблескивающими решетчатыми тележками на колесах. Под трепыхающейся на ветру маркизой с надписью «Территория досуга» к стене привалился скрюченный мерзлый труп. Судя по виду, лежал он тут давно.
128 
