Джек примчался к Мэдди с охапкой газет.
– Нравится, да? Надеюсь, ты лопаешься от гордости. Как нам теперь быть, черт бы тебя побрал? Мы девять лет продавали тебя как непорочную деву, а теперь маска сорвана, Мад. Ты оказалась шлюхой! Что тебе стоило меня послушать?
На фотографиях они с Лиззи выглядели как близняшки, настолько были похожи. Джек метался по ее кабинету, как раненый бык по арене.
Мэдди связалась с Лиззи в Мемфисе, чтобы предупредить. Когда Джек наконец устал беситься и убрался к себе наверх, она позвонила доктору Флауэрс и Биллу. Оба сказали ей одно и то же: во-первых, она не виновата, а во-вторых, все не так ужасно, как кажется. Зрители ее любят, она хороший человек, кто не совершает ошибок в юности, это только усилит любовь к ней, добавив сочувствия. Ее с Лиззи фотографии на самом деле очаровательны, они так чудесно обнимаются!
Но Джек сделал все, что мог, чтобы запугать ее и сделать виноватой. Даже Лиззи зарыдала в трубку.
– Прости меня, мама! Я не хотела тебе вредить. Джек сходит с ума? – Ей было тревожно за Мэдди, она считала, что от него можно ждать любой гадости. В нем было что-то зловещее.
– Он недоволен, но ничего, переживет. – Это было сильным приуменьшением.
– Он тебя уволит?
– Вряд ли. Да и профсоюз не даст. – Это выглядело бы дискриминацией, разве что Джеку удалось бы использовать пункт о нравственности, зафиксированный в ее контракте. Но в любом случае он был взбешен, а Мэдди страдала, что причинила ему боль. – Как-нибудь разберемся. Главное, обещай мне ничего не говорить репортерам.
– Клянусь! Я молчала раньше, буду молчать и теперь. Я тебя не подведу. Я тебя люблю. – Лиззи всхлипнула, и Мэдди поспешила ее утешить:
– И я тебя люблю, милая. Люблю и верю тебе. Скоро им это надоест. Постарайся не слишком огорчаться.
Но скандальные телешоу стали к полудню подсылать к ней своих людей, на канале все потеряли покой: звонили из всех журналов страны, выпрашивая интервью.
– Может, пойти им навстречу? – сдался наконец главный по пиару. – Так ли это опасно? Ну, родила в пятнадцать лет – эка невидаль! Не убила же она своего ребенка, в конце-то концов! Это можно превратить в сладкую сказку. Что скажете, Джек? – Он смотрел на босса с надеждой.
– То и скажу, что готов перевести ее из столицы в Кливленд! – крикнул Джек, не раздумывая. Никогда еще он не был так зол на Мэдди, да еще столь обоснованно. – Она прокололась уже тогда, когда призналась этой маленькой стерве, что она – ее мать. Мать! Какой смысл в этом слове в такой ситуации? Переспала с каким-то балбесом-одноклассником, залетела и отказалась от младенца, едва произведя его на свет. А теперь изображает святошу и болтает про любимую дочку! Черт, кошка и то роднее своим котятам, чем Мэдди – этой тупой стерве из Мемфиса. Та просто паразитирует на ее популярности. Как Мэдди этого не замечает?
– Вдруг в этой истории не все так просто? – осторожно предположил главный по пиару. Его покоробил цинизм Джека. В последнее время на него страшно давили. Рейтинг программы Мэдди падал с каждым днем, потому, наверное, босс и смешивал ее с грязью. Но при этом все понимали, что она не виновата, и твердили об этом Джеку, который ничего не желал слышать.
По дороге домой он продолжал бушевать, требуя от Мэдди обещания, что она положит конец своим встречам с Лиззи. Но та была тверда. К полуночи он так разошелся, что ушел из дома и отсутствовал до утра. Мэдди понятия не имела, куда он исчез. Убедившись, что дом осадили телевизионщики, она не решилась догонять мужа. Теперь ей оставалось вести себя так, как она советовала Лиззи: сидеть спокойно. Лиззи ночевала у подруги, поэтому ее не нашли; босс разрешил ей не приходить на работу в ресторан до конца недели – так его впечатлило то, что у него трудится дочь самой Мэдди Хантер.
Не впечатлился один Джек. Он на две недели отлучил Мэдди от эфира в наказание за устроенный ею скандал и велел убрать за собой, то есть отказаться от дочери под угрозой увольнения с работы. Она полностью лишилась его доверия. Он со страшным лицом проорал, что если она хотя бы еще раз посмеет его обмануть, то он ее убьет. Слушая это, Мэдди чувствовала одно – свою вину. Что бы ни происходило, виноватой всегда оказывалась она.
Глава пятнадцатая
В сентябре таблоиды стали понемногу терять интерес к Мэдди и ее дочери. Раз-другой репортеры совались в мемфисский ресторан, но босс Лиззи прятал ее в чулане до их ухода, и в конце концов им это бессмысленное занятие наскучило. Мэдди приходилось труднее: она была больше на виду, ей оказалось сложнее избегать прессы, чем Лиззи. По настоянию Джека она никому ничего не комментировала, так что ничем другим, кроме фотографии после мюзикла «Король и я», репортеры не разжились. Мэдди не подтверждала и не отрицала, что Лиззи – ее дочь, как ей ни хотелось провозгласить на весь мир, что она ею гордится и восхищена тем, что Лиззи ее нашла. Ради Джека она молчала.