20 
С мистером Фезерстоуном я встречалась еще пару раз. Он, кажется, теперь приезжает сюда постоянно. «По делам», как он говорит. Интересно, чем он занимается? И где? Если в Лондоне (мне кажется, что именно там), то это далековато от нас. Я знаю, что добираться туда не так уж долго, но все-таки, почему не поселиться там?
Иногда мне кажется, что он, как говорят на кухне, «увлекся». Она, похоже, из таких женщин, которыми мужчины «увлекаются» очень легко.
Надеюсь, я не ошибаюсь. Он женится на ней и увезет отсюда, как преподобный Джеймс Эггертон увез мисс Брэй. Тогда я избавлюсь от них обоих, и отец наверняка поймет, что такому зрелому человеку, каким стала его дочь, очередная гувернантка не нужна.
Меня немного беспокоит то, как мистер Фезерстоун относится ко мне. Он как будто постоянно хочет приблизиться ко мне. И к тому же еще распускает руки. Не знаю, как по-другому это назвать. Мало того, что он в разговоре размахивает ими, как заведенный, так еще то на кисть мне руку положит, то на плечо, иногда на волосы. И убирать ее он не спешит. Когда он смотрит на меня своими сверкающими глазами, мне становится не по себе.
Мне он кажется немного жутким.
Хотя, наверное, поскольку он друг семьи мисс Гилмор, нет ничего удивительного в том, что он к ней время от времени наведывается.
К тому же, как говорила мисс Брэй, у меня слишком развито воображение.
Это Рождество не было похоже на прошлогоднее… Да и на все остальные тоже. Мы, как всегда, пригласили нескольких гостей, а отец предложил позвать и мисс Гилмор.
– Рождество есть Рождество, – сказал он мне, сделавшись необычайно благодушным. – Раз мисс Гилмор сейчас здесь, мы не можем забыть о ней. Может быть, тебе стоит предложить, чтобы она присоединилась к нам, так сказать, как член семьи? Если это предложишь ты, все увидят, что ты воспитанная и неравнодушная девочка.
С недавних пор мисс Гилмор стала обедать вместе с нами. Отец сказал, что мне пора перестать есть в детской комнате.
Поэтому теперь мы сидим за столом вместе. Отец сильно изменился. Из-за того, что мисс Гилмор постоянно где-то рядом. Она прямо вся искрится, и отец смеется после каждого ее слова. В ней удивительным образом сочетаются внешняя сдержанность и искушенность. Она скромна и одновременно смела. О чем это говорит? Не знаю, могу только сказать, что люди противоположного пола находят это очень привлекательным.
Когда заговорили о Рождестве, мисс Гилмор как будто смутилась. Она засомневалась, когда я пригласила ее присоединиться к нам за праздничным столом, и я не стала настаивать. Но за обедом она сама об этом заговорила.
– Я очень тронута, – сказала она, – но решила отказаться от вашего предложения. У вас будут гости… Особенные гости.
– Но Анна Алиса очень хочет, чтобы вы присоединились к нам. Не так ли, дорогая?
Почему, когда люди хотят чего-то, они заставляют других притворяться и делать вид, что этого на самом деле хочется им?
Минуту я колебалась, пока не увидела ужас, нарастающий в глазах отца.
– О… конечно, – сказала я и тут же возненавидела себя за ложь. Почему я не сказала правду? Почему не ответила: «Нет, я не хочу, чтобы мисс Гилмор была с нами на Рождество. С нею Рождество будет совсем другим».
В этом я не ошиблась. Мисс Гилмор присвоила себе Рождество.
Однажды она сказала отцу:
– У меня есть друг… друг семьи… Он живет в трактире и не сможет вернуться на Рождество домой. У меня сердце разрывается, когда я думаю о том, что он проведет Рождество в одиночестве.
Отец тут же сказал, что она должна пригласить своего друга к нам.
Я не особенно удивилась, когда этим гостем оказался мистер Фезерстоун.
«Значит, он был с ней заодно, и, если не она испортит наше Рождество, это сделает он», – подумала я.
Мистер Фезерстоун танцевал с ней. Его руки, его наглые руки… Как же я их ненавидела! Они преследовали меня в снах, после которых я просыпалась с тяжестью на сердце и предчувствием недоброго, хотя сама не понимала почему.
3 января
Мне трудно об этом писать, потому что я до сих пор не могу поверить в то, что все это произошло на самом деле. Мне хочется писать о других вещах, потому что знаю: когда я вижу их записанными в моем дневнике, мне приходится их принимать. Но к чему притворяться?
Отец призвал меня в свой кабинет и сказал:
– Я хочу, чтобы ты узнала об этом первая.
Наверное, я догадалась, что он хочет сообщить, потому что мне вдруг захотелось закричать: «Нет, ничего не говорите! Этого не может быть!»
20 
