Сережка Софи – тоненький золотой обруч с маленьким бриллиантом возле застежки. Единственное осязаемое напоминание о том дне, мгновенно вызвавшее поток воспоминаний. Вот Софи стоит у двери, и этот крохотный драгоценный камушек сияет, привлекая внимание Люки. Но не к серьгам, а к глазам Софи.
Она тоже должна была, пересилив себя, приехать сегодня сюда, если бы любила его.
– Ты искал ее? – поинтересовалась Анджела чуть позже, когда они пили кофе на кухне.
– Кого? – Люка попытался прикинуться, что не понимает, о ком идет речь.
– Ту женщину, с которой полжизни был помолвлен. Которая вышла из этого дома в одной рубашке на глазах у всего города. Которую ты опозорил в суде. Уверена, что нет нужды называть ее имя.
– В суде я не мог сказать иначе.
– Я это понимаю.
– А вот Софи – нет.
– Она тогда была молода, – сказала Анджела.
Люка кивнул.
– Но куда больше ее расстроило то, что в разговоре с отцом я назвал ее крестьянкой… – Люка улыбнулся и закатил глаза. – И, в довершение ко всему, я взял да и сказал ей то же самое на пляже в день, когда вышел из тюрьмы…
– Ты сказал это Софи?! – воскликнула Анджела, а затем улыбнулась. – Она так похожа на свою мать. Роза в гневе могла одним только взглядом содрать с человека кожу… Помню, как она пришла в этот дом и начала кричать на Мальволио, требуя, чтобы он оставил ее семью в покое… – Домработница осеклась, не желая обсуждать подобные темы даже после смерти хозяина.
Люка смутно помнил тот день. Роза тогда постучала в их дверь, а потом кричала что-то, стоя в коридоре.
«А я уже и забыл про это», – подумал Люка. Ему тогда было всего восемь или девять лет.
Его мысли прервала Анджела:
– Когда ты обозвал Софи крестьянкой, ты ведь тоже был моложе, к тому же только что вышел из тюрьмы – тут уж было не до здравого смысла. – Люка кивнул. – Так все-таки ты искал ее?
– Пару лет назад я каждый день в течение целого месяца приезжал к тюрьме, где сидел Пауло, – признался он. – И только потом я узнал, что отца Софи там не было – его перевели в тюремный госпиталь.
– Ты его не навестил?
– Я не смог бы посмотреть ему в глаза. Он понес наказание за моего отца. Когда я узнал, что Пауло посадили на сорок три года… За решеткой оказался не тот человек.
– Он тоже был кое в чем виновен.
– Знаю. Понятия не имею, чем мой отец так крепко его держал в повиновении, но, уверен, Пауло мог бы ответить ему «нет» или уехать из города. И все же отец Софи не заслужил такого сурового наказания лишь для того, чтобы мой отец смог выйти на свободу.
– После того как Софи уехала в Рим, ты больше с ней не встречался?
– Ни разу. Она словно сквозь землю провалилась…
– Уверена, Софи по-прежнему навещает своего отца.
Люка кивнул.
– Может, мне и в самом деле следует съездить к Пауло.
Теперь, став взрослее, Люка чувствовал в себе силы встретиться лично с этим человеком и расспросить его о дочери.
Годы не сгладили воспоминаний. «А вдруг судьба подарит нам с Софи второй шанс?» – подумал Люка.
– Я разыщу ее, – сказал он Анджеле. – Отправлюсь к Пауло и помирюсь с ним.
– А заодно спросишь, где его дочь? – улыбнулась домработница.
– Я должен вернуть ей ее сережку, – невольно улыбнулся в ответ Люка.
– А вдруг она замужем, – предупредила Анджела. – А вдруг…
– Тогда мне лучше об этом знать.
Именно неизвестность просто убивала Люку. Он почувствовал, что ему тяжело находиться в этом доме. Хотелось поскорее узнать, есть ли у них с Софи второй шанс. Поэтому, допив кофе, Люка встал из-за стола.
– Я уезжаю.
– Не хочешь сперва разобрать вещи отца?
– Просто забери себе все, что хочешь, а от остального избавься.
– А его драгоценности? Может, взглянешь хотя бы на них?
– Нет, – покачал головой Люка. Он уже было собрался посоветовать домработнице продать их, а вырученные деньги оставить себе, но его остановила одна мысль. Наверняка далеко не все драгоценности отец нажил честным путем. Не хотелось, чтобы у Анджелы возникли неприятности из-за краденых вещей.
– По пути в аэропорт я занесу их Джованни, – сказал Люка, имея в виду местного ювелира. – Он их переплавит.
Анджела проводила гостя в спальню Мальволио.
Люке не хотелось ничего забирать отсюда. Он открыл шкатулку и с отвращением уставился на отцовские драгоценности. И вдруг сердце замерло в груди, а потом бешено застучало.
– Могу я побыть один? – спросил Люка, стараясь не выдать голосом свое волнение, и Анджела вышла из комнаты.