Он медленно стал расстегивать молнию на ее платье, одновременно лаская обнаженную кожу, которая была нежнее любого шелка. Платье легло на пол к ее ногам. Она, как будто проснувшись, лихорадочно начала расстегивать пуговицы на его рубашке, он услышал ее стон, выдавший долго сдерживаемую страсть.
На ней осталась тонкая короткая сорочка, но, когда Эшер уже хотела спустить бретельки с плеч, Тай остановил ее.
— Не спеши, — прошептал он и вдруг, сам не выдержав напряженного ожидания, стал целовать ее всю, губы были горячие и нежные. Видно было, что он дрожит от ожидания и нетерпения. — Пошли в постель.
Она позволила отвести себя к кровати и, когда они легли, прошептала:
— Свет…
Он нежно провел пальцами по ее шее и заглянул в глаза.
— Я должен тебя видеть. — Его поцелуй совпал с раскатом грома.
Он чувствовал ее нетерпение, но хотел как можно дольше продлить эти мгновения, он так долго ждал и не собирался выпить их залпом. Он должен подвести ее к тому состоянию наслаждения, когда слетают все внешние признаки благоразумия и холодности, когда он своими ласками доведет эту женщину до безумия. Он хотел проверить, осталось ли все между ними по-прежнему.
Не торопясь, нежными поцелуями он стал покрывать ее тело, еще обвитое шелком, как будто собирался целую вечность довольствоваться ими. Она задвигалась под ним нетерпеливо, понуждая и настаивая, приглашая к действиям.
Осторожно, зубами, он стащил бретельку с одного плеча. Открылась кремового цвета кожа, особенно светлая по контрасту с загорелыми руками и плечами. Хотя с каждой секундой возбуждение нарастало, он впитывал моменты приближавшейся близости. Когда его рука легла на маленький холмик груди, еще прикрытой шелком, сосок сразу затвердел, и он снова услышал ее стон.
— Ты такая красивая, — прошептал он и медленно, губами, стал спускать сорочку ниже, пока ее тело не обнажилось до талии.
Она обхватила его голову и прижала к себе. Когда он нашел губами ее сосок, она выгнулась навстречу, ей хотелось, чтобы он прекратил эту сладкую пытку и дал волю своей необузданной страсти. В ней пульсировало примитивное первобытное желание, ведь сейчас она была всего лишь женщиной, а он — ее мужчиной, которому она хотела отдаться со всей силой проснувшейся страсти, не знавшей выхода все эти годы.
Но он выжидал, ему хотелось, чтобы она перешла ту черту, когда уже не существует запретов, он так любил в ней это превращение и гордился, что способен его вызвать.
Когда они занимались любовью, она сама становилась молнией, сжигающей и опасной. Он не заметил, как теряет контроль над собой. Руки грубовато мяли и гладили нежную кожу, вероятно причиняя боль, твердые длинные пальцы впивались в нежные плечи.
Она прерывисто дышала, почти всхлипывала, когда он стягивал последнюю одежду с нее и с себя. Потом нетерпеливыми негнущимися пальцами стала помогать, чтобы наконец избавиться от последнего препятствия между их телами. Кожа ее стала холодноватой и влажной, но руки были настойчивы и сильны. Больше она не потерпит никакого ожидания.
Когда он вошел в нее, было ощущение боли — такой острой и такой сладкой. Он услышал, как она слабо вскрикнула, так было в их первую ночь, когда он лишил ее невинности. Потом обвила его, обхватила руками и ногами, жадно прильнула к его губам. Гроза за окнами разразилась в полную мощь, как их страсть, которая наконец тоже получила разрядку.
* * *
Его рука легонько легла ей на грудь. Эшер вздохнула. Было ли когда-нибудь раньше столь полное удовлетворение? Нет, даже в их прежние лучшие моменты любви. Но тогда она еще не знала, что такое жить вдали от него. Она вздрогнула при воспоминании о пустых холодных ночах и сильнее прижалась к нему.
— Тебе холодно? — Тай привлек ее к себе, и она положила голову ему на плечо.
— Немного. Где моя рубашка?
— Я ее проглотил.
Она засмеялась и обняла его так крепко, как будто боялась, что он снова уйдет из ее жизни. Как замечательно снова любить, быть любимой, смеяться и быть свободной в своих чувствах! Она оперлась о его грудь и заглянула в лицо. Глаза его сейчас были умиротворенно спокойны, и легкая улыбка изогнула губы. Эшер чувствовала под собой его дыхание, и оно совпадало с ее дыханием — сейчас ровным и спокойным. Они всегда были как две половины одного целого.
— Бог мой, как я скучала по тебе, Тай!
Она спрятала лицо, уткнувшись в его шею. Как пуста была ее жизнь, как бессмысленна! Но вот один час любви — и она снова воскресла.