Вся ее любовь, все безграничное сострадание взывали из глубин ее чистого сердца. Надо что-то делать, как-то помочь Вирджилу. Но как? Грейсила и сама была настолько потеряна и несчастна, что не видела выхода.
Ей так хотелось, чтобы Вирджил не выпускал ее из своих крепких объятий. Ей так не хватало тепла и защиты, но она нашла в себе силы и почти нечеловеческим усилием заставила себя проглотить слезы и сказать:
— Если ты… должен уехать… можно попросить тебя об одном… подарке?
— Ты же знаешь, я готов сделать для тебя все, что в моих силах.
— Все, о чем я прошу, — это пять часов.
— Пять часов? — удивленно переспросил он.
Она высвободилась из его объятий, но как ей не хотелось этого делать!
— Завтра в Ньюбери приезжает королева, — пояснила Грейсила, — и вся прислуга собирается попросить у тебя позволения отправиться им всем вместе туда в ландо, чтобы увидеть ее величество. Потом они хотели постоять у входа в поместье Линмаусов.
Грейсила видела: несмотря на то, что лорд Дэмиен ее слушает, он думает только о том, что скоро он останется один.
Девушка не смогла вынести его потерянного взгляда, и, подойдя ближе, обняла его за плечи.
— Конечно, они могут ехать, конечно, — машинально проговорил лорд Дэмиен.
— И мы останемся одни! — Грейсила молитвенно сложила руки — Когда мы навсегда расстанемся, я не хочу, чтобы у нас осталось хоть малейшее воспоминание о минутах несчастья. Пусть наши образы будут наполнены сиянием солнца, журчанием ручья, смехом и весельем.
Ее голос слегка дрогнул. До этого дня все так и было — только смех и солнце, только радость и восторг.
— Такой ты и останешься для меня, — ответил лорд Дэмиен. — Солнечный нимб вокруг твоей белокурой головки, лучистые сапфиры ясных глаз и твой смех — самый прекрасный в мире!
— Так ты подаришь мне эти пять часов? — снова попросила Грейсила. — Всего-навсего пять часов, чтобы ты навеки остался не только в моем сердце, но и в воображении.
Их взгляды снова встретились, и слова исчезли, потому что перестали что-либо значить. Так прошло несколько минут. Потом Грейсила заговорила вновь, очень медленно и мягко:
— Пусть наши воспоминания будут чисты, пусть останутся только волшебство нашего счастья и незапятнанная чистота наших встреч.
— Дорогая моя, эти пять часов — твои.
— Поймаем форель, как в тот раз? А потом взглянем из-за ограды хоть одним глазком на королеву…
— Королеву ты увидишь, — пообещал лорд Дэмиен.
Он сказал это так уверенно, что Грейсила удивленно посмотрела на него.
— Тебе не придется смотреть через забор, — пояснил лорд Дэмиен, — ты увидишь ее величество с высоты птичьего полета, из места под названием «Воронье гнездо».
— Воронье гнездо? Звучит волнующе.
— Надеюсь, таким ты его и найдешь.
— Но где это? Я никогда раньше о нем не слышала.
— Мне кажется, что даже мой отец забыл о его существовании, и надеюсь, я буду последним, кто пользовался им.
Лорд Дэмиен подошел к пылавшему камину, согревавшему огромную библиотеку, и начал свой рассказ. За окном шумел дождь, а потрескивание дров вносило необыкновенный покой и уют в этот холодный майский вечер.
— Когда-то мой дед и второй маркиз Линмаус поспорили из-за границы своих владений. Речь шла о той части, — ты знаешь, — это там, где извилина ручья проходит через сады Линмаусов. Они хотели определиться и поставить там ограду.
— Да, я поняла, где это, — кивнула Грейсила.
— Так вот, маркиз хотел, чтобы ограда была на этой стороне ручья, а дед настаивал на том, чтобы ручей оставался на нашей стороне.
Грейсила знала, что часто соседи не могли поделить спорные клочки земли, и из-за этого даже могли навсегда поссориться.
— Дело закончилось тем, что почтенные джентльмены раскалились добела. Маркиз Линмаус был в ярости и произнес историческую фразу: «Мне надоело, что вы пялитесь и пялитесь в мой сад! Похоже, именно поэтому вы готовы поставить свой забор прямо под моими окнами!»
Он улыбнулся и продолжил:
— С тех пор они ни разу больше не разговаривали.
— А что было потом?
— Дед служил на флоте. И ему пришла мысль, как досадить маркизу. Он построил Воронье гнездо, из которого действительно можно видеть не только сад, но и дом маркиза, как на ладони.
— Кажется, я начинаю понимать, как я увижу ее величество, — с улыбкой произнесла Грейсила.