43 
— Мы не часто говорили о моем отце, — произнесла она мягко.
— Какое отношение имеет к этому твой отец?
— Прямое, — вздохнула она.
— Не понимаю. Всякий раз, когда мы поднимали эту тему, ты говорила, что вы редко общаетесь.
— Это правда. Просто говорить о моем отце очень больно.
Он вздохнул с облегчением. Положив руку ей на колено, попросил:
— Расскажи мне.
— Особо нечего рассказывать. К тому времени, когда мне исполнилось восемь, мы уже успели пожить в десяти разных городах. Как только я поступала в школу, мама подавала заявление о работе, но шанса получить ее у нее не было, потому что мы почти сразу же срывались и переезжали в другое место. Я всегда чувствовала себя никому не нужной. Как только я заводила друзей, мне тут же приходилось с ними прощаться. И все начиналось заново. И каждый раз было так трудно начинать все сначала… — ее голос сорвался.
— А почему вы так часто переезжали?
— У отца никогда не было постоянной работы. Он начинал заниматься продажами для одной компании, затем бросал и начинал где-нибудь в другом месте. Или пытался заняться собственным бизнесом. — Она вздохнула и покачала головой. — Долги росли. Мама бралась за любую работу, которую ей предлагали, но нам едва хватало на то, чтобы свести концы с концами. Мама всегда была в ответе за семью, тогда как отец гонялся за собственными призрачными мечтами. Когда мне исполнилось девять лет, мама уже не могла выносить такую жизнь. Она узнала, что в Тусоне освободилась вакансия учителя, подала заявление, и после того, как дирекция приняла ее, подала на развод.
— А твой отец?
— Он до сих пор кочует с места на место в погоне за выгодной сделкой, которая обеспечила бы его до конца жизни. Последний раз он звонил из Лас-Вегаса! Лукас, я не хочу переезжать. Мне нравится моя работа в «Баррингтоне», у меня здесь может удачно сложиться карьера, у меня хорошие подруги. Я хочу пустить корни здесь — ради себя, и больше всего ради нашего ребенка. Ему не понравился ее решительный тон.
— Оливия, послушай. Я понимаю твои чувства. Но это предложение слишком заманчиво, чтобы от него отказываться. Тебе бы не пришлось больше работать…
— Но я хочу работать. Все эти годы я училась для того, чтобы стать адвокатом, и буду им. У меня никогда не было дома, Лукас. Мне нужен дом, и мой дом будет здесь.
— У нас не может быть дома в Нью-Йорке? Ее глаза расширились.
— В Нью-Йорке? С его бешеной скоростью жизни, с его преступностью? — И, спустив ноги с кровати, Оливия добавила:
— Я даже не хочу спорить с тобой об этом.
— А мое мнение уже не в счет?
— О, Лукас, твое мнение, конечно же, имеет огромное значение. Но скажи, почему ты хочешь уехать, почему финансовая стабильность для тебя важнее друзей? — (Точнее, одного ее конкретного «друга». Друга, который будет вдалеке от них, когда они переедут в Нью-Йорк, что безумно приятно.) — Финансовая обеспеченность — это еще не все, Лукас. И ты лучше других должен знать это. Ты как-то сказал мне, что у тебя нет семьи. Это не правда. Мим и Уатт — твоя семья. Они дали тебе дом, они любили тебя все эти годы, и будут любить до самой смерти. Это важнее любой финансовой обеспеченности.
— Мне не нужно говорить о том, что Мим и Уатт дали мне. Я знаю, чем я им обязан.
Она вопросительно посмотрела на него через плечо:
— Обязан? Ты полагаешь, они так думают? Встав, он начал собирать свою одежду.
— Я не знаю, как они, но я думаю именно так. — И, поскольку она молчала, сообщил:
— Мы сможем поехать на ранчо только в субботу, завтра вечером не получится. Утром мне снова придется лететь в Санта-Фе. Я уже позвонил Мим и сказал, чтобы нас не ждали.
Он уже дошел до двери, когда Оливия спросила:
— Ты все же собираешься рассмотреть это предложение?
— Вне зависимости от того, что ты думаешь, Оливия, я хочу лучшего для нас обоих. После встречи на следующей неделе решу.
— Брак — это тоже партнерство, Лукас, и если ты так не считаешь, то между нами скоро возникнут серьезные разногласия.
Ничего не ответив ей, он пошел в спальню, чтобы переодеться и подумать.
После ужина Лукас сделал то, чего давно уже не делал. Он открыл ноутбук и попытался отгородиться от всего, что его окружало. Прежде всего от молчания Оливии, которым сопровождался ужин. Она выглядела расстроенной. Что ж, он тоже был расстроен. Если он не сможет заставить ее уехать из Финикса, у них может и не быть совместного будущего. Эта мысль была и пугающей, и очевидной. Он все еще был уверен, что ее привязанность к Финиксу объясняется присутствием здесь Уиткомба.
43 
