– Кажется, они уже прибыли, – заметил он.
У края воды плясала длинная вереница огней.
– Ну что ж, – сказала миссис Перро, – пока что пойдемте домой.
Москиты жужжали вокруг них монотонно, как швейные машинки. Дрюс вскрикнул и хлопнул себя по руке.
– Идемте, – настаивала миссис Перро. – Москиты здесь малярийные.
Окна гостиной были затянуты москитными сетками. Стояла тяжелая духота, как всегда перед началом дождей.
– Носилки переправят в шесть утра, – сказал врач. – Кажется, у нас все готово, Перро. У нескольких человек лихорадка, у одного – в тяжелой форме, но большинство просто истощено до предела – самая страшная болезнь. Та, от которой почти все мы умираем в конце концов.
– Скоби и я займемся ходячими больными, – заявил Дрюс. – Вы нам скажете, доктор, если им не под силу отвечать на наши вопросы. А ваша полиция, Перро, присмотрит, надеюсь, за носильщиками – надо, чтобы все они вернулись обратно.
– Ну конечно, – сказал Перро. – Мы здесь начеку. Хотите еще выпить?
Миссис Перро повернула ручку радиоприемника, и за три тысячи миль к ним приплыли звуки органа из лондонского кинотеатра «Орфеум». С той стороны реки доносились то громче, то глуше возбужденные голоса носильщиков. Кто-то постучал в дверь, ведущую на веранду. Скоби беспокойно ерзал в кресле: орган гудел и стонал, исполняя эстрадную песенку, его музыка казалась Скоби возмутительно нескромной. Дверь открылась, и в гостиную вошел Уилсон.
– Здравствуйте, Уилсон, – сказал Дрюс. – А я и не знал, что вы здесь.
– Мистер Уилсон инспектирует у нас лавку ОАК, – объяснила миссис Перро. – Вам удобно в доме для приезжих? Там ведь редко останавливаются.
– Да, вполне удобно, – сказал Уилсон. – А-а, майор Скоби. Вот уж не ожидал вас тут встретить.
– Не знаю, чему вы удивляетесь, – сказал Перро. – Я же говорил вам, что он здесь. Садитесь, выпейте чего-нибудь.
Скоби вспомнил, что сказала об Уилсоне Луиза: она его назвала фальшивым. Он взглянул на Уилсона и заметил, как с его мальчишеского лица сползает румянец, вызванный предательским замечанием Перро, но тоненькие морщинки у глаз мешали верить даже в его молодость.
– Что слышно о миссис Скоби, сэр?
– Она благополучно доехала еще на прошлой неделе.
– Я рад. Очень рад.
– Ну, а о чем сплетничают у вас в большом городе? – спросил Перро. «В большом городе» Перро произнес с издевкой: он злился, что есть место, где люди преисполнены важности, а его не ставят ни во что. Город для него, как для гугенота – католический Рим, был обителью распутства, продажности и порока. – Мы, лесные жители, живем в своем дремучем углу потихоньку, – нудно вещал Перро. Скоби пожалел миссис Перро – ей так часто приходилось слышать эти разглагольствования; она, верно, давно уже забыла то время, когда Перро за ней ухаживал и она верила каждому его слову. Сейчас она подсела к приемнику, передававшему тихую музыку, – слушала или делала вид, будто слушает старинные венские вальсы, сжав зубы и стараясь не обращать внимания на своего супруга в его излюбленном репертуаре. Ну так как. Скоби, что поделывает наше высокое начальство?
– Да что ж, – неопределенно сказал Скоби, с жалостью наблюдая за миссис Перро, – ничего особенного. Все так заняты войной…
– Ну, конечно, – отозвался Перро, – сколько одних папок надо перебрать в Администрации. Вот бы поглядеть, как бы они стали выращивать рис в наших краях. Узнали бы тогда, что такое настоящая работа.
– По-моему, больше всего шума у нас наделала история с попугаем, верно, сэр? – сказал Уилсон.
– С попугаем Таллита? – спросил Скоби.
– Или Юсефа, если верить Таллиту, – добавил Уилсон. – Разве не так, сэр? Может, я что-нибудь напутал?
– Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, так это или не так, – ответил Скоби.
– А что это за история? Мы ведь здесь отрезаны от всего. Наше дело – думать о французах.
– Недели три назад двоюродный брат Таллита отправлялся в Лиссабон на португальском пароходе. Мы осмотрели его вещи и ничего не нашли, но до меня дошли слухи, что контрабандисты иногда перевозят алмазы в зобу у птицы; вот я и забрал его попугая. И действительно, в нем оказалось фунтов на сто промышленных алмазов. Пароход еще не отчалил, и мы ссадили двоюродного брата Таллита на берег. Дело казалось совершенно ясным.
– И что же дальше?
– Сириец всегда выйдет сухим из воды, – сказал врач.