– Я могла бы поехать в Южную Африку и пожить там, покуда ты получишь отпуск. Тикки, ты же все равно скоро выйдешь в отставку. А я налажу пока для тебя дом.
Он чуть заметно отстранился от нее, а потом поспешно, боясь, как бы она этого не заметила, взял ее влажную руку и поцеловал в ладонь.
– Это будет дорого стоить, детка.
Мысль об отставке сразу же взбудоражила его и расстроила: он всегда молил бога, чтобы смерть пришла раньше. Надеясь на это. Скоби застраховал свою жизнь. Он представил себе дом, который она ему сулила наладить, постоянное их жилье: веселенькие занавески в стиле модерн, книжные полки, заставленные книжками Луизы, красивую кафельную ванну, щемящую тоску по служебному кабинету – дом на двоих до самой смерти и больше никаких перемен, пока в права свои не вступит вечность.
– Тикки, я здесь больше не могу жить.
– Надо все как следует обдумать, детка.
– В Южной Африке Этель Мейбэри. И Коллинзы. В Южной Африке у нас есть друзья!
– Но там все очень дорого.
– Ты мог бы отказаться хотя бы от части своей дурацкой страховки. И потом, Тикки, без меня ты бы меньше тратил. Мог бы питаться в столовой и обойтись без повара.
– Он стоит немного.
– Но и такая экономия будет кстати.
– Я буду по тебе скучать, – сказал он.
– Нет, Тикки, не будешь, – возразила она, удивив его глубиной своей неожиданной горестной интуиции. – И, в конце концов, нам ведь не для кого копить.
Он сказал очень ласково:
– Хорошо, детка, я непременно что-нибудь устрою. Ты же знаешь, я сделаю для тебя все, что можно.
– А ты меня не просто утешаешь, потому что сейчас уже два часа ночи? Ты, правда, что-нибудь придумаешь?
– Да, детка. Я что-нибудь придумаю.
Он был удивлен, что она так быстро уснула: она была похожа на усталого носильщика, который наконец-то скинул свою ношу. Она уснула, не дослушав фразу, вцепившись, как ребенок, в его палец и по-детски легко дыша. Ноша теперь лежала возле него, и он готовился взвалить ее себе на плечи.
2
В восемь часов утра по дороге к пристани Скоби заехал в банк. В кабинете управляющего было полутемно и прохладно. На несгораемом шкафу стоял стакан воды со льда.
– Доброе утро, Робинсон.
Робинсон, высокий человек с впалой грудью, был озлоблен тем, что его не назначили в Нигерию. Он пожаловался:
– Когда наконец переменится эта гнусная погода? Дожди запаздывают.
– В Протекторате они уже пошли.
– В Нигерии всегда знаешь, на каком ты свете. Чем могу быть вам полезен, Скоби?
– Не возражаете, если я присяду"?
– Конечно, нет. Я лично никогда не сажусь до десяти. Когда стоишь, лучше переваривается пища. – Он беспокойно сновал по кабинету на тонких, как ходули, ногах, потом с отвращением хлебнул ледяной воды, словно это было лекарство. На столе Скоби увидел книгу «Болезни мочевых путей», открытую на цветной таблице. Робинсон повторил: – Чем я могу быть полезен?
– Дайте двести пятьдесят фунтов, – нервно отшутился Скоби.
– Вы все, видно, считаете, что банк набит деньгами, как копилка, – сухо осклабился Робинсон. – Сколько вам на самом деле нужно?
– Триста пятьдесят.
– А сколько у вас сейчас на счету?
– По-моему, фунтов тридцать. Сейчас ведь конец месяца.
– Давайте-ка мы это проверим. – Он позвал конторщика, и пока они ждали, Робинсон вышагивал по кабинету: шесть шагов до стены и столько же обратно. – Сто семьдесят шесть раз взад и вперед – будет миля. Я стараюсь до обеда сделать три мили. Берегу здоровье. В Нигерии я ходил пешком в клуб завтракать, полторы мили туда и еще полторы – назад в контору. А здесь гулять негде, – говорил он, делая полуоборот на ковре. Служащий положил ему на стол листок бумаги. Робинсон поднес его к самым глазам, словно хотел понюхать. – Двадцать восемь фунтов, пятнадцать шиллингов и семь пенсов.
– Я хочу отослать жену в Южную Африку.
– Ах, вот что. Понятно.
– Пожалуй, я могу чуть-чуть ужаться, – сказал Скоби. – Хотя из моего жалованья много я ей дать не смогу.
– Не вижу, к сожалению, как…
– Я думал, вы мне позволите превысить кредит, – сказал не очень уверенно Скоби. – Многие ведь так делают. Вы знаете, я брал вперед только раз, да и то лишь на несколько недель, фунтов пятнадцать. Мне было очень неприятно. Меня это даже пугало. Почему-то казалось, что я задолжал лично управляющему.