19 
Его смех и аплодисменты прервали ее монолог.
— Великолепно! Тебе нужно было идти не на подиум, а в актрисы. Если бы я не знал тебя лучше, то мог бы подумать, что ты действительно так думаешь.
Она просто стояла и смотрела на него, ощущая легкую тошноту. Неужели когда-то она любила этого жестокого, бессердечного человека?
Алан медленно встал, зашел за спинку стула и придвинул его к столу. Он стоял, сжав резную деревянную спинку стула своими длинными, элегантными пальцами, и в выражении сузившихся голубых глаз, скользящих по ее телу, с пугающей ясностью читалось желание. Она немедленно почувствовала, как по ее телу прошла волна ответного желания, и это было отвратительнее всего.
— Если ты дотронешься до меня, — вся дрожа, сказала она, — я закричу на весь дом.
— Ты уверена в этом?
— Попробуй.
Алан видел, что она так и сделает. Это скорее удивило, чем разозлило его. Кто она такая, чтобы решать, может или нет он коснуться ее? Она принадлежала ему, когда бы он ни захотел ее, черт побери. Разве он не доказывал этого много раз? Или она все еще мстит ему за то, что он тогда оттолкнул ее?
Да, могло быть и так. Без сомнения, тогда в библиотеке Алан сильно ошибался насчет нее. Она была совершенно не той невинной девочкой, за которую он ее принимал. Уже тогда, целуя его, подобно набоковской Лолите, испытывая на нем свои способности разжечь страсть до такой степени, чтобы он не смог выкинуть ее из головы, она была просто маленькой шлюхой. Даже теперь, овладев ею множество раз, он не насытился ею. Казалось бы, давно пора навсегда избавиться от этой мучительной страсти. Но она становилась все сильнее.
— Может быть, и попробую, — сказал он низким, угрожающим голосом и направился к ней.
— Вы уже поели? — спросил Боб, чье внезапное появление вызвало раздражение Алана и дрожь облегчения у Эбони.
Он собирался поцеловать меня, подумала она, содрогнувшись. И я ничего не смогла бы с этим поделать. Появление Боба было как нельзя более своевременным.
— Да, Боб, — сказала она. — Все было замечательно.
— Несомненно, — согласился быстро пришедший в себя Алан. — Пойдем, Эбони, посмотрим, как там Вики и мать. Потом я провожу тебя домой.
Поскольку Эбони остановилась в нерешительности, он, улыбаясь, подошел к ней, взял за локоть и не слишком вежливо повел ее из столовой через гостиную.
— Отпусти меня, — прошипела она, безуспешно пытаясь освободиться.
— Перестань вести себя, как капризное дитя, — прошипел он в ответ, — Ты что, хочешь, чтобы Боб увидел, что ты в действительности из себя представляешь?
— И что же он может увидеть?
— Разумеется, не ту приятную милую штучку, которой ты выглядишь в глазах всей семьи!
— Неужели? Ну что ж, в таком случае, может быть, неплохо было бы показать Бобу и семье, что из себя представляешь ты? Ты тоже далеко не святой. Может, мне стоит рассказать им, где ты пропадал по ночам весь последний год?
— Ты этого не сделаешь, — процедил он сквозь зубы, таща ее вниз по лестнице, ведущей на другой этаж, где находились спальни. Однако он не свернул в коридор, в котором располагались спальни Вики и его матери, а вместо этого свернул в другую сторону и втащил в свою. Она пыталась протестующе крикнуть, но он зажал ей рот рукой, а ногой захлопнул за собой дверь. Она сильно укусила его.
— Ах ты, ведьма! — задохнулся он, яростно тряся рукой, а затем начал сосать место укуса.
— Скажи спасибо, что так легко отделался. Отстань от меня, Алан, — предупредила она. — Ты мне больше не нужен.
Теперь он засмеялся.
— Это действительно так!
— Могу ли я напомнить тебе, что ты уже не раз мне это говорила?
— Теперь все изменилось.
— И что же изменилось?
Эбони собралась было снова прямо в лицо сказать ему о Гарри и о Париже, но передумала. Делать это было бы глупо. Яростная ревность Алана пугала и одновременно каким-то образом привлекала ее. Она лихорадочно думала, что бы ему сказать. Что угодно!
— Ты начал надоедать мне, — выпалила она и только тогда поняла, что говорить это было еще более глупо.
Лицо Алана потемнело, потом скривилось в презрительной усмешке.
— Так ли это? Ты просто дурачишь меня. Только позапрошлой ночью ты никак не могла насытиться мной.
Она густо покраснела от стыда.
— Тогда было одно, — продолжала она, углубляя западню, в которую попала. — А сейчас совсем другое.
19 
