6 
— Я всегда знала, что она особенная, с самого детства, — вдохновенно говорила мама, радуясь, что теперь все эти «странности» дочери можно так изящно и благородно объяснить. Талант — он всегда такой, его трудно понять.
Так что теперь Соня училась в Гнесинском училище, на фортепьянном отделении, заканчивала первый курс. Видимо, и правда, пересидела за фортепьяно. Потому что играла она действительно неплохо и экзамены сдала довольно легко. Проблему составило только собеседование. Отвечать на вопросы — это же совсем другое дело. Отвечать, улыбаясь, — это не совсем в рамках учебной программы. И она молчала как проклятая, надеясь этим отвратить от себя приемную комиссию.
Но иногда так бывает, что, если уж пустили какой-то слух, в него начинают верить все. И тут все почему-то решили, что раз она молчит, значит, точно — талант. Возможно, даже гений. И потом, в приемной комиссии был знакомый папиного знакомого, которого заранее предупредили о такой вот странной особенности дочери знакомого знакомого. А предупрежден — значит, вооружен. И очень опасен.
— Вы лучше послушайте, как она играет. Нам бы побольше музыкантов, которые не говорят, — предложил он комиссии, возбужденно размахивая руками.
И всем это показалось ужасно романтичным — юная пианистка, молчаливая и улыбчивая, светленькая и хрупкая, с большими синими глазами. Конечно, ее взяли. Они уже видели ее на курсовых концертах, в развевающемся элегантном платье, а Соня даже и не пыталась сопротивляться.
Она, кстати, была на самом деле довольно красивой. Правда, не очень-то это осознавала, тем более что посмотреть на себя чужими глазами не могла. А если бы смогла, то увидела бы хрупкую пепельную блондинку, довольно высокую и немного неловкую, что неудивительно, ведь так сильно вытянулась она совсем недавно — буквально за год. Но в этой неуклюжести было что-то очаровательное и живописное, что-то, что делало Соню еще более непохожей на остальных.
Конечно, далеко не всем нравится такой вид красоты. Страсть мужчин к субтильным формам сильно преувеличена силами глянца и гламура. Но Сонино бледное подвижное лицо, острый подбородок, изящные линии скул тем сильнее подчеркивали удивительную синеву ее глаз, темнеющих, когда она злилась. Движения ее рук были немного порывистыми, неравномерными, неуверенными, да и сама она выглядела несколько потерянной, — наверное, это из-за молчания и привычки уходить в себя. В то же время у Сони было очень говорящее лицо, взамен ее молчания оно выдавало почти все ее мысли, и в этом смысле она была совершенно неподражаема.
Но когда Соня смотрела на себя в зеркало, то видела там бледную и тусклую «мышку» с субтильными плечами и маленькой грудью — отражение, к которому она давно привыкла и в котором не находила ничего ни красивого, ни особенного.
Конечно, в этом она была не права. Но такое заблуждение свойственно девушкам ее возраста. В общем, Соня относилась к себе без пиетета, однако и в самокопание с неприятием тоже не ударялась. Что уже было неплохо, если сравнивать ее с подругами и друзьями. Особенно с подругами.
К слову сказать, как ни странно, из-за ее привычки молчать и улыбаться Соня не имела проблем с друзьями. При том, что она в буквальном смысле не желала и двух слов связать, у нее было достаточно много друзей не только в Гнесинке, где она тоже была на хорошем счету у однокурсников. У нее было много друзей и в школе. Бывшие одноклассники ее помнили, звонили ей, заходили в гости, таскали ее на прогулки и приносили книги. Странно, не правда ли? На самом деле, нет. Единственные, с кем она никак не смогла подружиться, были те спортивные девахи. Но остальные люди очень даже тянулись к ней — кто их разберет почему.
Друзья заводились у нее сами собой, без особых усилий с ее стороны. Они слетались на ее улыбку и со временем привыкали к ее молчанию. Если честно, кажется, они даже больше любили ее за такую ее особенность. Ведь если один молчит, а другой говорит — это уже диалог. Самый лучший, самый желанный диалог в мире. Как и ее мама, ее подруги и друзья очень и очень любили с ней поговорить.
Можно было обнаружить странный факт, что хоть она и молчала, но при этом с ней все время кто-то говорил. На переменах, в столовой, около выхода и по дороге домой. Иногда, чтобы только закончить разговор, с ней шли даже те, кому было вовсе не по пути. Двадцать пять минут от Поварской улицы до ее дома на Тверской были до отказа заполнены разговорами. Еще и оставалось, не все выговаривалось, так что друзья заходили к ней домой, сидели, гоняли чаи, вместе занимались. Соня вела вполне активную социальную жизнь. Иногда в эту самую социальную жизнь ее втягивали даже против воли.
6 
