— Кто?
Тори не ответила. Она встряхнула головой, пытаясь опомниться, привести мысли в порядок.
— Вот сюда. Сюда.
Глаза у нее стали огромными, а кожа покрылась липким потом.
— Хочешь немного прогуляться?
— Я должна идти. Оставь меня.
— Нет. — И он крепко обнял ее. — Вот этого я не сделаю. Мы пойдем вместе. Я здесь, с тобой. Здесь и с тобой.
— Но я не хочу…
Однако Тори пошла. Инстинкт самосохранения умолк. Она больше не сопротивлялась. А образы и формы приобретали все более зримые формы.
…Звезды ослепительно сияют над головой. И жара окутывает ее, словно сжимает в кулаке…
— Она разозлилась на свою подругу. Они должны были поехать вместе на уик-энд. Марси не пришла, ну что ж, тогда она одна поедет на попутке. Она не позволит потаскушке Марси испортить ей путешествие. И тут подъехал он. И она очень обрадовалась. Она устала, и ей хочется пить. А он как раз едет до Миртл-Бич.
Тори умолкла, чтобы перевести дух.
— Он подает ей бутылку «Джек Блэк». И она делает глоток. Большой, долгий глоток, чтобы утолить жажду. И радуется. Как это здорово — ехать в машине и пить виски… Он, наверное, ударил ее бутылкой по голове. Господи! Больно!
Тори пошатнулась и подняла руку к голове. Рот наполнил вкус крови.
— Нет. Не надо!
Кейд снова прижал ее к себе, удивляясь, что она не выскользнула у него из рук, как делала обычно.
— Не вижу. Не могу. Он пустое место. Какой-то провал. Подожди. Подожди…
Тяжело дыша, она вырвалась из его рук. Затошнило сильнее, но она снова опомнилась. И снова увидела.
— Он затащил ее сюда… О, я не могу. Я просто не могу.
— И не надо. Все в порядке. Пойдем к машине.
— Он притащил ее сюда.
Жалость и скорбь затопили ее.
— Он ее насилует.
И Тори закрыла глаза.
— Ей больно и страшно, но она сопротивляется. Он опять ее бьет, еще и еще, по лицу. Как больно… Он тяжело дышит… Кончает. Пахнет потом, сексом, кровью. Бороться больше нет сил.
Тори провела руками по лицу. Она должна ощутить самое себя, вспомнить, что она другая, не та.
— Я его не вижу. Слишком темно. И она тоже его не видит. Даже когда его руки хватают ее за горло и душат. Она уже почти без сознания и почти не сопротивляется. Все кончено… Она уже мертва.
Тори отстранилась, и Кейд увидел ее лицо, бледное, как луна, и глаза, серые, как дым.
— Ей было всего шестнадцать. Хорошенькая девушка с длинными светлыми волосами по имени Элис; но ей не нравилось имя, и все звали ее Элли.
Печаль и усталость обессилили ее вконец. Кейд подхватил ее на руки и понес. Тело было вялое, словно безжизненное. Потрясенный ее рассказом и тем, как она совершенно недвижимо лежит у него на руках, он ускорил шаг. Если ее поскорее унести отсюда, с этого места, думал он, она очнется, ей станет лучше.
Он осторожно опустил ее на сиденье, и Тори открыла глаза. Взгляд был темный, остекленелый.
— Все в порядке, Тори. Я сейчас отвезу тебя домой.
Он обошел автомобиль и сел за руль.
— Я отвезу тебя, а потом вернусь. Я найду ее… найду.
Тори потерянно поглядела на него:
— Но ее там нет. Это случилось давно.
Кейд хотел было что-то сказать, но воздержался. Он вспомнил о другой жертве, и ему стало, как всегда, тошно.
— На тебя всегда так накатывает? Ниоткуда?
— Иногда.
— Это ужасно.
— Терпимо, но отнимает силы, начинает тошнить. Но боли не причиняет.
— Нет, причиняет. — И он потянулся, чтобы включить зажигание.
— Кейд, — и она тронула его руку, — это было, как… Прости, что я опять тебе напомнила, но ты должен знать. Все произошло как с Хоуп. Вот почему на меня так сильно подействовало.
— Знаю.
— Нет, ты не понимаешь. Человек, который убил эту бедную девушку, тот же самый, что убил Хоуп.
Часть II. Прогресс
Если вы хотите понять, что такое Революция, зовите ее Прогрессом; если вы хотите понять, что такое Прогресс, зовите его «Завтра».
Виктор Гюго
11
Не хочу этому верить. Существуют… десятки разумных, логических причин, почему Тори может заблуждаться.
Могу изложить на бумаге пункты, почему Тори ошибается и которые я был не в состоянии убедительно ей прошлым вечером высказать. Знаю, что тем самым я предавал ее. Я понял это по тому, как она на меня посмотрела и снова укрылась за баррикадой молчания. Однако то, что она рассказала, заставило меня вспомнить то давнее лето, когда все в мире переменилось.