68 
Чем больше я размышляла о замужестве, тем меньше к нему стремилась, да и воспоминания об участи моей матери, Анны Болейн, укрепляли меня в этой решимости.
Безопаснее всего было разговаривать с Мэри о будущем ребенке (она вновь уверила себя, что беременна). Я вышивала пеленки, и Мэри восхищалась моим искусством.
У меня так и стоит перед глазами эта сцена: моя сестра держит в руках крошечную младенческую рубашонку, а лицо ее лучится тихим счастьем. Я смотрела на нее, и у меня разрывалось сердце, ведь все вокруг знали, что ребенка Мэри родить не может.
Королева подобрела ко мне, а я к ней. Ведь я знала, что Мэри — просто одинокая женщина, задыхающаяся без любви. Она говорила о муже с огромной нежностью, в ее устах он превращался в идеальное, совершенное существо.
— Великий человек, — говорила Мэри, — и великий король. Мне необычайно повезло, что я стала его женой.
Довести меня до слез было не так-то просто, но в такие минуты я чувствовала, что вот-вот разрыдаюсь.
Беседуя со мной, Мэри рассеянно крутила на пальце золотое кольцо с черной эмалью. Она называла его венчальным.
— Я часто смотрю на это кольцо, — говорила королева, — и оно напоминает мне о Филиппе. Я не сетую на то, что ему часто приходится бывать в отъезде, ведь он должен править огромной империей, хотя, конечно, я предпочла бы, чтобы он все время был рядом. Настанет день, сестра, и вы узнаете, какое блаженство жить с любящим мужем.
Я едва сдержалась, чтобы не ответить ей, как мало привлекает меня перспектива получить в мужья циничного властолюбца вроде Филиппа.
— Я очень дорожу этим кольцом, — продолжала королева. — И поклялась, что, пока живу, оно никогда не расстанется с моим пальцем.
Я взяла ее руку и поцеловала.
— Надеюсь, сестра, что кольцо пробудет здесь долго-долго.
В ту минуту я даже не лицемерила, мне было искренне жаль Мэри.
Что хорошего сулила ей жизнь? Разочарования, растоптанные надежды, бессердечие мужа, одиночество?
Мэри прониклась ко мне такой дружеской симпатией, что даже согласилась навестить меня в Хэтфилде. Сэр Томас Поуп пришел в неописуемое волнение, и мы долго обсуждали, как будем развлекать ее величество. Ее приезд должен был обойтись мне в круглую сумму, однако сэр Томас, человек весьма состоятельный, пообещал, что не пожалеет собственных средств ради такого торжественного случая. Он владел прекрасным собранием гобеленов, на которых была изображена осада Антиохии, и мы решили украсить этими гобеленами покои королевы.
Когда комнаты, предназначенные для ее величества, приняли подобающий вид, сэр Томас затеял со мной серьезный разговор.
— Не думаете ли вы, миледи, что рано или поздно королева принудит вас к замужеству?
— Сэр Томас, я раз и навсегда решила, что никогда не выйду замуж.
Поуп снисходительно улыбнулся.
— Ваше высочество, когда-нибудь вам встретится человек, который заставит вас передумать.
— Дорогой сэр, я не знаю, что ожидает меня в будущем, но клянусь Господом Богом, сейчас я не согласилась бы выйти замуж даже за самого великого государя Европы.
Сэр Томас снова улыбнулся, считая, что я говорю глупости.
— Хватит об этом, — одернула его я. — Нам нужно подготовить спектакль, чтобы королева не скучала.
И мы вновь занялись приготовлениями.
Когда приехала королева, ее угостили праздничным ужином, а затем хор мальчиков из собора святого Павла разыграл мистерию. Мы специально подобрали благочестивый сюжет, который должен был прийтись королеве по вкусу. Мальчики пели, я подыгрывала им на клавесине. Звонкие ангельские голоса привели королеву в восторг.
В целом визит прошел весьма удачно, и королева прониклась ко мне еще большим благоволением. Она уже не подозревала меня в злокозненных замыслах. Смотреть на ее желтое лицо и раздутое тело было тяжело, я уже не сомневалась, что дни ее сочтены.
Тот год выдался для Мэри особенно горьким, ей пришлось окончательно смириться с тем, что у нее никогда не будет потомства. Раздутие живота объяснялось не беременностью, а какой-то внутренней болезнью. Теперь и сама Мэри, и ее муж, и народ не сомневались, что престол унаследую я. Наступил новый год, суливший мне великие свершения, а Мэри — одни несчастья.
Город Кале, единственное континентальное владение, оставшееся под властью Англии после всех завоеваний Эдуарда III и Генриха V, оказался под угрозой. Французы, разгневанные союзом Англии с Испанией, подступили к городу с большим войском, и холодным январским утром комендант гарнизона сдал крепость герцогу де Гизу.
68 
