40 
Был там и еще один пленник, привлекший к себе всеобщее внимание — так он был статен и красив. В нем чувствовалась древняя благородная кровь. Несчастного содержали в Тауэре с двенадцатилетнего возраста, он просидел здесь целых пятнадцать лет, и единственная вина молодого человека заключалась в том, что он приходился праправнуком Эдуарду IV, то есть был прямым потомком Плантагенетов.
Солнце вспыхивало золотом на его светлых локонах, в жизни я не видывала такого красавца, да и на мою сестру он явно произвел немалое впечатление. Отец Эдуарда Куртенэ (так его звали) пятнадцать лет назад сложил голову на плахе. Когда Мэри сказала молодому человеку, что возвращает ему титул графа Девоншира, он чуть не расплакался от благодарности. Королева смотрела на него с явным интересом, взгляд ее был нежным и мягким.
После триумфального въезда в город начался пир, на котором я опять сидела рядом с королевой.
* * *
Последующие поколения называли мою сестру Марией Кровавой, но я-то знаю, что в глубине души она была женщиной совсем не злой. Мэри проливала кровь лишь в тех случаях, когда, по ее мнению, нельзя было поступить иначе. Ее проклятием была фанатическая вера в непогрешимость Римской церкви. Мэри была глубоко убеждена, что все некатолики обречены на геенну огненную, а потому единственная их надежда на спасение — обратиться в истинную веру. Если еретики отказывались признавать свет божественной истины, их следовало сурово покарать — в конце концов им все равно была суждена вечная мука, так стоило ли мелочиться из-за нескольких лишних лет жизни?
Я считаю, что любая форма фанатизма — разновидность безумия, и с юных лет решила, что этот путь не для меня и если мне когда-нибудь выпадет счастье надеть корону, я буду всегда поступать так, как требует благо державы.
Мэри была такой же целеустремленной, как и я, только вот цели у нас были разные: она хотела вернуть Англию в лоно католической церкви, а я хотела сделать Англию великой и ради этой задачи готова была на любые хитрости и маневры.
Проезжая по лондонским улицам в составе праздничного кортежа, я вольно или невольно думала о короне. Однако не следовало забывать об участи Джейн Грей, из парадных королевских покоев прямиком отправившейся в темницу. Не следовало забывать и о Норфолке, Гардинере, Куртенэ — каждый из них мог стать моим заклятым врагом. Я знала, что человек, высоко вознесенный над остальными, может в одночасье пасть ниже низкого. И опасности, подстерегавшие меня, с каждым днем все умножались.
Об этом мне напомнил посетитель, зашедший во дворец попрощаться перед отъездом. Это был сэр Уильям Сесил, мой верный и преданный друг, в чьих советах и помощи я так нуждалась.
Он, разумеется, был противником затеи с коронацией леди Джейн.
— Это решение принял Нортумберленд, — рассказал сэр Уильям. — Он навязал свою волю и лордам, и членам суда. Я возражал, а документ подписал лишь в качестве свидетеля, после чего сразу же подал в отставку. Законной наследницей престола является королева Мэри. Я рад, что Нортумберленд потерпел поражение, но мне жаль бедную леди Джейн.
— Не думаю, что королева поступит с ней жестоко, — сказала я. — Ее величество знает, что Джейн ни в чем не виновата. Бедняжку сначала заставили выйти замуж за сына Нортумберленда, а потом вынудили принять корону.
— Что ж, будем надеяться, королева проявит милосердие к невинным. Я же пришел, чтобы предупредить вас, миледи, об угрожающих вам опасностях.
— Я знаю.
— Возможно, не все. Гардинер — самый могущественный из ваших врагов.
— Это мне известно. Я никогда не забуду, как он пытался погубить Катарину Парр.
— Берегитесь его. И знайте, что кроме Гардинера у вас есть еще два влиятельных врага.
Я вопросительно взглянула на сэра Уильяма, и он пояснил:
— Симон Рено, посол Испании, и Антуан де Ноайе, посол Франции. Испанцы мечтают вернуть нашу страну в лоно Римской церкви, а для этого им нужно выдать королеву Мэри замуж за Филиппа, сына императора Карла. Если этот брак состоится, наша страна окажется во власти Испанца. Англичане не потерпят религиозных гонений и инквизиции, разразится мятеж, и тогда взоры народа обратятся на наследницу-протестантку.
Я побледнела и сказала:
— Вы хотите сказать, что в нашей стране может начаться война… против королевы?
— Не исключено. Мне кажется, англичане ни за что не смирятся с испанским мракобесием. Рено тоже понимает это, но тем не менее постоянно склоняет королеву к браку с принцем Филиппом. Посол рассчитывает на то, что Филипп сам прибудет сюда и поможет королеве держать подданных в узде. Вот поэтому-то вы и представляете для испанцев особый интерес. Я уверен, что они попытаются составить против вас заговор.
40 
