Мистер Дэвис торопливо разделался с завтраком: два поджаренных хлебца, две чашки кофе, четыре порции почек и ломтик бекона, привезенные на лифте из ресторана внизу; немного сладкого апельсинового джема «Серебряная нить». Удовольствием было думать, что Ворон не получит такого завтрака. Приговоренный к смерти в тюрьме мог бы, но не Ворон, нет. Мистер Дэвис не любил ничего выбрасывать; за завтрак было уплачено, поэтому на второй хлебец он водрузил остатки масла и весь оставшийся джем. Немного джема попало и на его галстук.
На самом деле одна проблема, кроме недовольства сэра Маркуса, продолжала его беспокоить: та девчонка. Он совершенно потерял голову, сначала попытавшись ее убить, а в результате так и не убив. Конечно, во всем виноват сэр Маркус. Он же боялся реакции сэра Маркуса, если тот узнает о существовании девчонки. Но теперь все будет в порядке: выяснилось, что девчонка – сообщница Ворона, никакой суд не поверит ее версии против сэра Маркуса. Мистер Дэвис совершенно забыл про учебную тревогу, поспешив в театр, чтобы немного расслабиться и отдохнуть теперь, когда все вроде бы уладилось. По пути он опустил шестипенсовик в автомат и получил пакетик ирисок.
Мистер Коллиер беспокоился, это было заметно. Они уже разок прорепетировали новый номер, и мисс Мэйдью, сидевшая в первом ряду не снимая мехового манто, заявила, что это вульгарно. Она сказала, что ничего не имеет против секса, но это – это просто дурной тон. В стиле мюзик-холла. Вовсе не в стиле театрального ревю. Мистер Коллиер плевать хотел на мисс Мэйдью и ее замечания, но вдруг мистер Коуэн… Он сказал:
– Если бы вы объяснили, что именно вам кажется вульгарным… Я лично не вижу…
Мистер Дэвис сказал:
– Я сам скажу вам, если найду это вульгарным. Давайте снова.
И с ириской во рту он уселся позади мисс Мэйдью, вдыхая теплый запах меха и дорогих духов. Что может быть лучше в этой жизни, подумал он. И спектакль был его собственностью. Во всяком случае, сорок процентов от спектакля принадлежали ему. И он принялся выбирать свои сорок процентов, когда девушки снова вышли на сцену в синих с красной полосой штанишках, бюстгальтерах и в форменных кепи на головах, как у почтальонов. В руках каждая несла рог изобилия. Он отметил двух девиц: одну справа, с совершенно восточными бровями, и другую – блондинку с полными ногами и крупным ртом (крупный рот у девушки обещает многое!). Они танцевали между двумя почтовыми ящиками, вращая стройными бедрами, а мистер Дэвис наслаждался ирисками.
Мистер Коллиер сказал:
– Это называется «Рождество вдвоем».
– Почему?
– Ну, видите ли, эти рога, они символизируют рождественские подарки, но вроде бы в античной форме. А «вдвоем» придает номеру несколько сексуальный оттенок. Любой номер, в названии которого есть «вдвоем», имеет успех.
– Ну, у нас уже есть «Д?ома вдвоем», – сказала мисс Мэйдью, – и «Мечта вдвоем».
– Ну, знаете, «вдвоем» никогда не бывает слишком много. Может, вы все-таки скажете, что тут вульгарно? – жалобно попросил мистер Коллиер.
– Ну, например, эти рога изобилия.
– Но это же классика, – возразил мистер Коллиер, – это же Греция.
– И эти почтовые ящики тоже.
– Почтовые ящики?! – истерически воскликнул мистер Коллиер. – Что дурного вы нашли в почтовых ящиках?1
– Ну, милый мой, – ответствовала мисс Мэйдью, – если вы не понимаете, что дурного в почтовых ящиках, я вам это объяснять не собираюсь. Если вам хочется посадить себе на голову Комитет городских матрон, им я, пожалуй, объясню. Но если тут обязательно нужны эти ящики, покрасьте их в синий цвет, пусть они будут для авиапочты.
Мистер Коллиер сказал:
– Вы что тут, в игрушки играете? – И раздраженно добавил: – Представляю себе, что вы испытываете каждый раз, когда собираетесь отправить письмо.
На сцене, позади режиссера, девушки терпеливо продолжали свой танец под треньканье рояля; каждая покачивала бедрами и поворачивалась к залу то лицом
– предлагая зрителям рог изобилия, то спиной, изгибаясь и демонстрируя кругленькую попку. Разъяренный, он обернулся к ним:
– Неужели нельзя подождать минуту? Дайте мне возможность подумать!
Мистер Дэвис сказал:
– Но это замечательно. Мы вставим это в спектакль.
Ему приятно было противоречить мисс Мэйдью, роскошными духами которой он сейчас наслаждался. Противореча ей, он наслаждался еще и властью над женщиной, выше его по рождению: чувство было такое (лишь самую малость слабее), будто он обладает ею или даже – будто только что ее избил. Он мечтал об этом еще в школе, в одной из мидлендских школ, содержавшихся на деньги попечителей; в мрачном, холодном классе он вырезал на крышке парты и на скамье свое имя и – мечтал.