128 
Когда меня позвали в смотровую, сидящая рядом Джорджи встала, как будто намеревалась зайти туда со мной.
— Послушай, — сказал я, — мне лучше пойти одному.
Она покраснела от смущения.
— Конечно, ты прав.
Я прошел за медсестрой в смотровую, где она измерила мне пульс. Три раза.
— Не может такого быть! — изумилась она. Мое низкое давление сбило ее с толку не меньше.
Я сидел в одиночестве и ждал врача, не сводя глаз с ручки двери. Прислушивался, как в коридоре шуршат бумаги в моей истории болезни. Я закрыл глаза и вдохнул запах лосьона после бритья.
— Здравствуйте, — произнес я еще до того, как врач вошел.
Он удивленно приподнял брови.
— Доброе утро! Я доктор Стивене, а вы... Люк Уоррен, как я понимаю. Значит, вы два года прожили в лесу в стае диких волков и, по-видимому, научились видеть сквозь стены, — сказал он и повернулся к медсестре: — Где принимает психиатр?
— Я не сумасшедший. Я изучаю волков. Я следовал за стаей серых волков вдоль реки Сент-Лоуренс. Я заставил их принять меня в стаю. Охотился с ними, ел с ними, спал рядом с ними.
Думаю, доктор никогда бы мне не поверил, если бы не увидел показатели моего давления. Он повернулся к медсестре.
— Здесь явно какая-то ошибка.
— Я трижды измерила, — возразила медсестра.
Доктор нахмурился, считая удары моего сердца уже лично.
— Ладно, — наконец сказал он. — Ваш пульс ниже, чему профессионального баскетболиста, которого я лечил год назад. Если бы я не видел вас собственными глазами, то сказал бы, что вы при смерти. Но дело явно не в этом. А в чем?
— Я сидел на уникальной диете и занимался специальными упражнениям, — объяснил я.
— Вы правду говорите? — не верит доктор.
Я киваю.
Он сидел и слушал, а я объяснял ему, как стал частью стаи. Я рассказал о нашей пище, о том, как мы путешествовали, как охотились, насколько далеко ходили в дозор, как сражались с врагами, как загоняли добычу. К тому времени как я закончил, — спустя час! — он смотрел на меня так, как будто встретил инопланетянина и ему выпал шанс первому провести его всестороннее обследование.
— Я бы хотел взять у вас кровь на анализ, — попросил он. — Чтобы посмотреть, насколько с физической точки зрения повлияла на вас такая жизнь. Вы не против?
Он оставил меня одного, чтобы выписать направление на анализы. Я надел рубашку, но не стал ждать лаборанта, а вышел в коридор, где остановил санитара.
— Вы не могли бы показать, где здесь ближайший туалет? — спросил я.
Он указал мне: прямо по коридору и налево. Я пошел по коридору, но в туалет заходить не стал, а вышел через черный ход, вниз по лестнице, на яркий солнечный свет.
На бордюре сидел плачущий подросток. На голове — огромные наушники, как у диспетчера.
— Слишком громко, — повторял он снова и снова, раскачиваясь из стороны в сторону. Его голос звучал глухо, как будто он разговаривал со дна океана.
Я присел рядом с ним. Через секунду из больницы выбежала женщина. Мне понадобилось все самообладание, чтобы не отскочить в сторону.
— Вот ты где! — воскликнула она, хватая его за руку и поднимая на ноги.
— С ним все в порядке? — спросил я.
— Сегодня ему вживили слуховые имплантаты, — гордо ответила она. — Он к ним только привыкает.
И тут я увидел их — серебряный диск, окруженный коротко остриженными волосами.
— Слишком громко, — плакал подросток.
С этого дня он стал единственным человеком на планете, который мог понять, что я чувствовал, когда вернулся.
ДЖО
Знаешь, — говорю я, закрывая дверь конференц-зала, — впредь я хотел бы, чтобы, перед тем как что-то говорить, ты советовался со мной. Я здесь для того, чтобы все, что ты хочешь сказать, облекать в форму прямых вопросов, а не спонтанных выкриков.
Простите, — бормочет Эдвард, закрывая лицо руками. — Я не хотел.
Не хотел чего? Бросить очередную бомбу в зал суда? Довести сестру до слез? Окончательно раздавить мать?
Я смотрю на телефон. Джорджи исчезла. Я звонил ей, посылал сообщения, но она не отвечает. Она была в зале суда, когда Эдвард признался в том, что отец ей изменял, — теперь ее там нет. Я, если честно, изо всех сил пытаюсь убедить себя, что она не настолько расстроилась из-за того, что узнала о бывшем муже, чтобы прятаться от всех. Я изо всех сил пытаюсь верить в то, что со мною она счастлива и сможет отмахнуться от этого неприятного открытия. Одно хорошо — ее не было в зале суда, когда Эдвард сделал свое последнее, настоящее признание.
128 
