– За тебя я готов отдать жизнь. – Он прижал лоб к ее лбу, и она ощутила его внутреннюю борьбу – борьбу мужчины, мужа, отца. – Клянусь тебе, я жизнь отдам за наших детей! Обещаю, что всегда их защищу.
– Какое счастье, что у меня есть ты! – Брэнног поднесла его руки к своим губам. – Какое счастье. Не станешь просить, чтобы не уезжали?
– Забыла? Я же взял тебя такой, какая ты есть, – напомнил он ей. – Раз ты принесла обет – считай, что и я тоже. Я с тобой, любовь моя.
– Ты свет в моей душе. – Брэнног вздохнула и положила голову ему на грудь. – И этот свет горит в наших детях.
И чтобы защитить этот свет и все, что от него проистекает, она употребит все свои силы. Чтобы в конце концов одолеть мрак.
Она ждала, наслаждаясь каждым отпущенным днем, бережно его лелея. Когда затихали дети, в том числе и тот, что еще сидел у нее в животе, она садилась с маминой книгой заклятий. Изучала их, дополняла своими – своими словами и мыслями. Когда-то, знала она, ей предстоит передать это дальше, как и амулет. Передать своим детям и в первую очередь – тому из них, кто продолжит дело Смуглой Ведьмы и выполнит ее миссию, если их с братом и сестрой ждет неудача.
Их мать обещала, что они – или их потомки – покончат с Кэвоном. Брэнног своими глазами видела, как один из их рода, живущий в другом времени, с ним говорил. А во сне ей являлась женщина, носящая ее имя и ее амулет – тот самый, что сейчас у нее на шее, – и эта женщина, как и она, была одной из трех.
У троих детей Сорки будут дети, а у тех – свои. Так будет продолжен род, сохранится его предназначение, пока не будет исполнено. И она не станет – не может – от этого отворачиваться.
И она не станет – не сможет – игнорировать беспокойство в своей душе, которое ощущалось все сильнее по мере того, как лето катилось к закату.
Ведь у нее есть дети, о которых надо заботиться. Дом, требующий, в свою очередь, внимания и заботы. Скотина, которую надо кормить и за которой надо ухаживать, сад, где созрел урожай, коза, которую надо доить. Соседи и странники, которых надо исцелять и поддерживать.
И магия. Яркая, ослепительная магия света, которую надо сберечь.
Сейчас, уложив детей на дневной сон – а Брин, негодник, устроил целое сражение, никак не желая закрывать глазки, – Брэнног вышла на улицу подышать.
И увидела, что по дорожке с корзиной в руке идет сестра. Ее блестящие волосы были заплетены в косы за спиной.
– Ты будто прочла мои мысли: мне захотелось поговорить, пообщаться с кем-то старше двух лет от роду.
– Я тебе черного хлеба несу – напекла больше, чем нужно. И я тоже по тебе соскучилась.
– Вот хорошо! Сейчас и поедим. Я, кажется, готова жевать беспрерывно. – Брэнног со смехом обняла сестру.
Тейган. Какая хорошенькая! Волосы как солнце, глаза как колокольчики – мамины глаза.
Брэнног притянула к себе сестру и тут же отпустила.
– Да ты ждешь ребенка!
– Не могла подождать, чтобы я тебе сама рассказала! – Тейган вся так и лучилась. С улыбкой до ушей она снова бросилась сестре в объятия. – Я только сегодня утром узнала. Проснулась и чувствую – во мне новая жизнь. Даже Гелвону еще не говорила, сначала хотела сказать тебе. И убедиться, что я не ошиблась, что все точно. Теперь убедилась. Ой, я трещу как сорока. Остановиться не могу.
– Тейган! – Брэнног расцеловала сестренку, и глаза ее увлажнились. Ей вспомнилась маленькая девочка, которая так горько плакала тем далеким печальным утром. – Храни тебя господь, сестренка. Идем в дом. Приготовлю тебе чай – и тебе будет полезно, и малышу.
Тейган проследовала за сестрой и скинула с плеч шаль.
– Надо все-таки сказать Гелвону, – решила она. – Я хочу это сделать возле того места у ручья, где он меня впервые поцеловал. И еще надо сообщить Эймону, что он снова станет дядей. Хочу, чтобы играла музыка и было весело. Может, вы с Ойном приведете сегодня к нам детей?
– Конечно. Обязательно! Будем веселиться.
– Как же мне мамы недостает! Я понимаю, это глупо, но мне хочется ей тоже сказать. И папе. У меня внутри зародилась новая жизнь! И эта жизнь произошла от них. Тебя тоже одолевали подобные чувства?
– Да, каждый раз так. Когда родился Брин, а потом маленькая Сорка, я видела маму, правда, всего какое-то мгновение. Я ее чувствовала. И отца тоже. Я ощущала их присутствие, когда мои дети издавали свой первый в жизни крик. Это было радостно и очень грустно. А потом…
Она замолчала.
– Ну, что? Говори!