Особенно,... 
16 
— У меня такое ощущение, будто я вернулась домой.
Рука об руку они обошли весь замок.
— Последние годы я редко бывал здесь, — произнес Стивен. — Джейн была очень больна. Она предпочитала Лондон, где друзьям не трудно было ее навещать. Я приезжал сюда один, только когда мне надо было встретиться с моими избирателями.
Гостиная, столовая, громадный нижний холл, камин в стиле Тюдор в спальне над гостиной, норманнская лестница в старом крыле, великолепные окна с лепными карнизами, гладкая черная стена в верхнем холле, которую многочисленные поколения детей покрыли изображениями корабликов и людей, лошадей и собак, инициалами, именами и датами. Джудит остановилась, чтобы их рассмотреть, и в этот момент к ним поднялся слуга.
Сэру Стивену звонили.
— Я вернусь через минуту, дорогая, — шепнул он.
Одна пара инициалов, казалось, просто сверкала на стене. «В. К., 1635». Джудит медленно провела по ним пальцем.
— Винсент, — прошептала она, — Винсент…
Словно в тумане, она пересекла холл и поднялась по лестнице на четвертый этаж, где находился бальный зал. За окном стояла ночь. Ощупав стену, она нашла выключатель и в следующее мгновение увидела, как зал заполняется людьми в одеждах семнадцатого века. Шрам у основания ее большого пальца стал ярко–красным. Было восемнадцатое декабря 1641 года…
— Эдж Барторн просто великолепен, леди Маргарет.
— Не могу не согласиться в этом с вами, — холодно ответила Маргарет Кэрью франтоватому молодому человеку с тщательно завитыми волосами и правильными чертами лица. Это был Симон Хэллет, незаконнорожденный сын герцога Рокингэмского.
Несмотря на лоск и светские манеры, в нем чувствовались хитрость и коварство.
— Ваш сын Винсент бросает на меня злые взгляды. Мне кажется, он меня недолюбливает.
— А у него есть для этого причина?
— Возможно, он чувствует, что я влюблен в его мать. Право же, Маргарет, Джон Кэрью не тот человек, который вам нужен. Вам было всего пятнадцать, когда вы вышли за него замуж. Сейчас, в свои тридцать два, вы самая красивая женщина в этом зале. Сколько Джону? Пятьдесят? К тому же теперь, после этого несчастного случая на охоте, он, по существу, калека.
— И муж, которого я очень люблю, — Маргарет поймала взгляд сына и кивком головы подозвала его к себе.
Быстрым шагом он пересек зал и подошел к ней:
— Матушка?
Это был красивый мальчик, высокий и мускулистый для своих шестнадцати лет. Черты его лица сразу же выдавали в нем Кэрью, но, как Маргарет часто смеясь говорила ему, он должен был благодарить ее за свою пышную темно–каштановую шевелюру и сине–зеленые глаза. Они были фамильной чертой Расселов.
— Симон, вы знакомы с моим сыном Винсентом? Винсент, ты помнишь Симона Хэллета?
— Да.
— И что же вы конкретно помните, Винсент? — спросил Хэллет, снисходительно улыбаясь.
— Я помню, сэр, что вас совершенно не интересовали налоги, грозящие каждому в этой комнате. Но, как верно заметил мой отец, человеку, у которого нет ничего, подлежащего обложению налогом, весьма легко клясться в преданности монарху, уверенному в своем абсолютном праве Божьего помазанника. Не правда ли, господин Хэллет, вы и вам подобные надеетесь, что когда–нибудь поместья, конфискованные сейчас короной за неуплату налогов, будут переданы верным приверженцам короля? Нам, например? Мой отец видел, что в ваших глазах появляется алчный блеск, когда вы приходите в Эдж Бартон в сопровождении друзей. Вы не можете отрицать своего восхищения этим замком, как и явного интереса к моей матери.
Лицо Хэллета побагровело от ярости:
— Ты дерзок.
— Нет, что вы, он очень умный молодой человек. Он сказал только то, что я просила его вам передать. Вы совершенно правы, господин Хэллет. Мой муж, сэр Джон, не совсем здоров, так что не стоит беспокоить его разговорами. Не приходите больше в этот дом под тем предлогом, что вы сопровождаете друзей. Ваше присутствие здесь нежелательно. И если вы действительно так близки к королю, как вы дали нам понять, передайте его величеству, что многие из нас оставили двор единственно из–за нежелания мириться с его презрением к парламенту, его претензиями на абсолютную власть, его равнодушием к нуждам и правам народа. Члены моей семьи заседали и в Палате лордов и в Палате общин с того самого дня, как был создан парламент. В наших жилах течет кровь Тюдоров, но это не означает, что мы согласны вернуться к тем дням, когда единственным правом, которое признавал монарх, было его собственное желание и прихоти…
16 
