Подъем оказался гораздо более трудным, чем это представляла себе Кэтлин. Не удалось дойти до пещеры даже после полудня. Узенькая тропинка местами обрывалась и совсем пропадала, и им приходилось шагать по ямам и валунам.
Когда же наконец их взорам открылась широкая впадина из известняка, Кэтлин чувствовала себя так, будто карабкалась уже много дней, а не часов. Рюкзак оттягивал ей плечи и весил, казалось, целую тонну.
Алекс обернулся и протянул ей руку, помогая взобраться на выступ.
– Все в порядке? – Впервые за время подъема он заговорил с ней.
Она кивнула, тяжело дыша и вытирая шарфом пот со лба.
– Стой здесь. Я должен проверить, что там внутри. Он исчез в глубине пещеры.
Она постояла немного, отдышалась и двинулась за ним.
Свет проникал в пещеру со стороны входа. Свод над головой Кэтлин поднимался в высоту до тридцати футов, но не чувствовалось ни сквозняков, ни холода. Было почти жарко внутри. Кэтлин видела очертания булыжника и валунов и мерцание фонарика Алекса, шедшего к ней.
– Ты, как всегда, не считаешь нужным подчиняться моим инструкциям.
– Как далеко в глубину уходит пещера?
– Ярдов на четыреста. Здесь так тепло потому, что в глубине есть горячий источник. – Он шутливо улыбнулся. – Но я не заметил никаких древних символов или надписей на стенах.
– Я на это и не рассчитывала. – Кэтлин стащила с плеч рюкзак и бросила его на землю. – Здесь поблизости нет никаких деревьев, мы не сможем разжечь огонь. Хорошо, что в пещере так тепло. Давай разобьем здесь лагерь. Поиски можно будет начать с рассветом.
– Я удивлен, что ты не хочешь начать их прямо сейчас. Она проигнорировала его язвительный тон.
– Если пещера действительно так мала, как ты говоришь, это будет несложной задачей. Думаю, за день мы с этим справимся. – Она встала на колени и принялась расстегивать рюкзак. – Я хочу успеть прочитать следующую легенду в дневнике, пока не наступили сумерки. – Она обернулась лицом ко входу и, избегая встречаться с ним взглядом, продолжала: – Прошлым вечером я готовила еду, теперь твоя очередь.
Прихватив перевод из рюкзака, Кэтлин двинулась к выходу из пещеры и удобно устроилась снаружи, облокотившись на известковую бугристую выпуклость стены.
Долина простиралась перед ней – мрачная, безжизненная, освещенная поздними лучами солнца.
Она слышала шаги Алекса в пещере, и ей хотелось совершенно отгородиться от него, погрузившись в чтение дневника. Но не успела она пробежать и трех страниц, как Алекс вышел к ней.
– Дай мне прочитать первую легенду.
Она подняла глаза.
– Сейчас?
– Ты же хотела, чтобы я прочитал. – Он сел с ней рядом и взял первые страницы. – А что мне еще остается теперь делать?
Алекс перелистывал отпечатанные страницы с невиданной быстротой, и Кэтлин вспомнила, как он рассказывал ей о своем методе скорочтения в ее лаборатории в Вазаро.
Она попыталась сосредоточиться на легенде, говорившей о прибытии Андроса и Ясинты в Александрию, но это ей удавалось с трудом. Слишком сильно чувствовалось присутствие Алекса, читавшего главу о последних днях Трои. Она сама уже дважды читала этот текст, и теперь содержание легенды вставало перед ней как на экране.
Андрос, Ясинта и Парадигн.
И Танцующий Ветер.
15
Золотая статуэтка Танцующего Ветра была восемнадцати дюймов в высоту, и каждый ее дюйм был истинным совершенством. Дивные зеленые глаза из изумрудов чистейшей воды, изящные филигранные крылья, взметнувшиеся за его спиной, как от порыва ветра. Жемчужины поблескивали перламутром на легких облачках, по которым он бежал, а основание статуэтки украшали четыреста сорок семь бриллиантов.
– Что скажешь, Андрос? – Парадигн протирал мягким кусочком ткани изящную поверхность крыла. – Неужели такая красота должна умереть?
– Я думаю, ты сумасшедший, – резко сказал Андрос. – Царь приказал тебе бросить эту статуэтку в огонь, чтобы она превратилась в бесформенный кусок металла. Что будет, если он узнает о твоем непослушании?
– Тогда он прикажет сжечь меня вместо нее. – Парадигн продолжал любоваться Пегасом. – Налей себе кубок вина, я хочу кое-что обсудить с тобой.
– Что ж, говори. У пленника нет другого выбора, как только подчиняться победителю. Я слушаю тебя.
– Боюсь, что ты неправильно настроен по отношению ко мне.
– О да, ты – исключение. Я всегда недоумевал, почему ты заступился, когда твой брат осудил меня на смерть.