– Полагаешь, я не вижу? – Тон Алекса был почти свирепым, когда он разливал кофе по чашечкам. – Она не говорит, не улыбается. Она вообще отсутствует. Все это началось с того дня в Вазаро.
– Шок, – сказал Кемаль. – Я видел, это иногда случалось с детьми в гареме. Они не хотели верить в то, что с ними случилось, и замыкались в себе.
– И как долго это продолжалось?
– У некоторых – годы, – сказал Кемаль. – Но с Кэтлин другая ситуация. Она стремится победить свой страх, у нее началась обратная реакция. – Он прямо посмотрел в глаза Алексу. – Когда мы с ней ждали, пока ты проверишь дом, она просила меня помочь ей пробраться в гарем, чтобы разузнать об Аднане.
– Боже…
– Я сказал ей, что это плохая идея. Аднан вообще не показывался с тех пор, как вы покинули Стамбул.
– Где он, черт возьми, может скрываться?
– Прошло всего семь дней, – напомнил Кемаль. Семь дней вины и боли. Его, Алекса, вины и боли Кэтлин. Алекс стиснул кофейную чашечку.
– Она не должна ни в чем участвовать, это слишком опасно.
– Она переполнена ненавистью к Ледфорду. Месть помогла бы ей выйти из этого оцепенения.
– Нет. Это может окончательно разрушить ее личность. У нее другие моральные принципы, и месть она всегда считала чем-то недостойным. Теперь она может оказаться на грани помешательства.
– Тогда что ты предлагаешь?
– Надо сделать все, чтобы заставить ее перестать думать о смерти и вспомнить о жизни.
Кемаль вопросительно поднял брови.
– Танцующий Ветер, – сказал Алекс. – Она чувствует, что все потеряно, но остается еще Танцующий Ветер.
– Я не понимаю. Он ведь тоже потерян.
– Да, он потерян. Но загадка его остается. – Алекс в два глотка допил свой кофе. – Попытаемся, черт возьми. Ничем другим я сейчас не могу ей помочь. – Он поставил чашечку на блюдце. – Масквел должен был отправить свой перевод на «Америкен экспресс» за день до гибели. Я хочу, чтобы ты забрал посылку завтра утром и принес Кэтлин.
Кемаль кивнул.
– Думаю, она оценит, что ради нее я делаюсь мальчиком на побегушках.
– Не думаю, что она вообще может воспринимать сейчас реальность, – устало заметил Алекс.
– Все меняется. Терпение, друг мой.
Алекс посмотрел на закрытую дверь комнаты Кэтлин.
– Ты предлагаешь ждать? Нет, я должен попытаться вывести ее из этого состояния как можно скорее.
– Я принес подарок. – Кемаль стоял перед закрытой дверью в комнату Кэтлин. – Выйди и улыбнись. Он должен тебе понравиться.
Впустив его, Кэтлин быстро закрыла за ним дверь.
– Что это?
Кемаль с радостным видом поставил широкую коробку на кофейный столик.
– Тебе повезло, что я сильный, как бык. Другой бы сломался под такой тяжестью.
– Что это? – с внезапно вспыхнувшим любопытством спросила Кэтлин.
– Не знаю. – Кемаль достал нож и начал разрезать верхнюю упаковку. – Что-то связанное с Танцующим Ветром. Алекс сказал, что это от Масквела.
– Питер…
Она ощутила резкую боль, вспомнив свой последний разговор с ним по телефону. Как он был добр и терпелив с ней!
Глазами, полными боли, она следила за Кемалем, открывавшим коробку.
– Три проектора. – Кемаль вытащил первый, затем последовал прямоугольный сверток, который он протянул ей. – Почти такой же тяжелый, как и проектор.
– Перевод!
Как же долго ждала она его. Возбуждение вырвалось наружу, освобождая ее от скованности последних дней.
Кемаль достал из коробки следующий сверток и также протянул ей.
– Сколько тут разных сокровищ!
Она открыла пакет и заглянула внутрь, затем быстро завернула опять.
– Одни фотографии.
Кемаль протянул руку.
– Можно мне?
Кэтлин помедлила, затем протянула ему сверток. Кемаль начал рассматривать фотографии.
– Я люблю цветы. Как прекрасно было твое Вазаро.
– Да, было.
Он поднял на нее глаза, светящиеся состраданием и симпатией.
– Ты жила этой радостью, и теперь ее больше нет у тебя. Постарайся найти другие. Надо заставить себя посмотреть в лицо жизни.
– Я видела ее лицо.
– Оно очень изменчиво. Сейчас ты видишь все в черном цвете. Но я… Кто это? – Он с интересом уставился на одну из фотографий.
Кэтлин взглянула.
– Мариза Бенедикт.
– Молодая девушка, которую ранил этот сукин сын Феррацо? – Выражение лица Кемаля стало суровым.
– Да.
Кемаль продолжал изучать снимок.
– В ней чувствуется что-то необычное. – Он задумчиво рассматривал лицо Маризы. – Она никогда не смеется, верно?