— К вам пришли с визитом, миссис де Уоренн.
С тех пор как Алексей занимался с ней любовью, а потом отверг этот акт как незначительный, минуло несколько дней. Скорбь Элис рисковала в любой момент прорваться наружу. В первый день она не покидала своей комнаты, будучи не в состоянии куда-либо идти или ехать. Потом она снова надела маску притворства и возобновила посещение обедов, ужинов и благотворительных мероприятий. Элис было очень тяжело разговаривать с друзьями и знакомыми, улыбаться их шуткам, давать осмысленные ответы. Несколько раз леди интересовались, не больна ли она, и она, имитируя веселость, лгала им, заверяя, что все в порядке, ее мучит лишь легкая простуда.
Алексея она видела несколько раз, но всегда мельком и вне дома. Они ни разу не разговаривали, но он всегда кивал ей в знак приветствия и держался вежливо, хотя выражение его лица по-прежнему оставалось замкнутым.
Элис не интересовали обеды и ужины, послеполуденный чай и благотворительные балы. И визитеры ее также не интересовали. Сидя за письменным столом, расположенным в выходящем окнами на сад кабинете, она подняла голову. Она читала письмо от своего брата Джека, который путешествовал по американской глуши в поисках приключений и, возможно, богатства.
— Я не принимаю сегодня, Реджинальд.
— Это леди Сен-Ксавье, — ответил он.
Элис понимала, что стоит ей увидеть Ариэллу, как защитный барьер, тщательно возведенный ею вокруг собственного сердца, падет.
— Не могли бы вы сказать ей, что мне нездоровится?
Она любила Ариэллу как родную сестру, но была не в силах поддерживать в ее присутствии впечатление, что ничего особенного не происходит. Одного взгляда на нее подруге будет достаточно, чтобы потребовать рассказать ей всю правду!
Элис боялась, что по прошествии такого количества времени она именно это и сделает — поведает Ариэлле о том, что случилось шесть лет назад.
Реджинальд вышел, а Элис снова принялась вчитываться в строчки письма Джека, порабощенная новой волной горя. Тут она услышала стук каблучков, замерший на пороге кабинета. Мгновенно напрягшись, она подняла голову.
Ариэлла взирала на нее широко раскрытыми глазами.
— Ради всего святого, что произошло? — Она в тревоге бросилась вперед. — Что натворил мой брат?
Элис приказала себе не плакать и ни в чем не признаваться подруге. Она улыбнулась, но это больше походило на гримасу. Ариэлла заставила ее встать из-за стола и крепко обняла ее.
— Вид у тебя такой, будто кто-то умер!
Элис расплакалась у нее в объятиях.
— Дорогая, что случилось? — спросила Ариэлла.
Элис наконец отступила на шаг назад и прошептала:
— Теперь все на самом деле закончилось, Ариэлла. Я потеряла любовь всей моей жизни.
Глаза Ариэллы стали еще больше. Она нежно прикоснулась к щеке подруги и произнесла:
— Я с тобой, Элис. Я всегда на твоей стороне. Идем, давай присядем.
Ариэлла подвела ее к дивану и протянула ей носовой платок, которым Элис вытерла слезы. Мыслить трезво ей было очень тяжело, потому что сознанием ее владела боль.
— Что случилось?
Ариэлла взяла ее руки в свои и с силой сжала их.
— Мы занимались любовью. — Элис подняла глаза. — Я люблю его и всегда любила. Но для него ничего не изменилось. Он не любит меня — и никогда не полюбит. Он хочет всего лишь перемирия, Ариэлла, перемирия! До тех пор, пока не отплывет в Китай.
Ариэлла снова обняла подругу:
— Я знаю, что ты любишь моего брата. Ты испытываешь к нему это чувство со времени вашего знакомства в детстве! — Она отпустила Элис. — И что только с Алекси творится? Некогда он тоже тебя любил, это было очевидно. Ты просто обязанасказать мне, какая пропасть пролегла между вами.
В эту минуту Элис и сама не могла взять в толк, почему так долго скрывала от подруги трагическую правду.
— Ты помнишь Уильяма Монтгомери, рулевого Алекси?
Ариэлла кивнула:
— Тот американец, что приезжал к нам в Уиндхэвен несколько лет назад — а потом очень неожиданно уехал. Так, кажется?
— Он не покинул пределов Ирландии после бала в Уиндхэвене, Ариэлла. В тут ночь он умер.
Побледнев, девушка вскрикнула.
Внезапно прошлое снова надвинулось на них, ясное и неотвратимое.
— Я заигрывала с ним, чтобы заставить твоего брата ревновать, хотя и сама не до конца это осознавала. Алекси предупреждал, чтобы я немедленно изменила свое поведение, но я продолжала поступать как полная дура. Он говорил, что Монтгомери никакой не джентльмен. В ту ночь Алекси обнаружил нас на террасе. Американец приставал ко мне, я отбивалась.