— Боишься, что я скоро надоем тебе и потом придется специально тащить меня в постель, чтобы зачать наследников? — в лоб спросила она.
Это была пощечина. Он невольно отпрянул от нее и отвернулся. Почему она так сказала? Неужели она сама ожидает того момента, когда страсть погаснет и останется только пустота? Это наверняка случиться, потому что так было всегда до нее, даже с Клермонт. Но почему же тогда так больно об этом слышать?
— Не думал, что ты ждешь окончания отношений, — заметил он.
— Жизнь научила меня не строить замки на песке. Я забеременею, но только тогда, когда ты к этому будешь готов.
— А я, по-твоему, не готов?
— Дети навсегда свяжут нас вместе. Не важно, будешь ты со мной или нет, но отцом ты не сможешь перестать быть. И нет ничего хуже, чем смотреть в маленькие лица и сожалеть о чем бы то ни было.
— А почему я должен сожалеть? Ты моя жена, естественно, что ты должна родить наследников.
— Ты можешь в любой момент расторгнуть наш союз. А потом жениться на другой, и она даст тебе то, чего ты достоин.
И снова слова причинили ему боль. Он никогда не думал о разводе. И о другой жене он тоже никогда не думал. Если честно, то за последнее время он вполне свыкся с определенным положением вещей. Она его спутница, и его это вполне устраивало, более того, ему это нравилось. И вот, Эста открыто заявляет, что их брак не является чем-то постоянным, что в любой момент они могут разойтись. Что бы он ни говорил, чего бы не боялся, но он не хотел расставаться с ней, по крайней мере, он этого не планировал.
— Что значит "достоин"?
— Ну, она будет более подходящей супругой для тебя, чем я.
— Что значит "будет"? Ты собралась меня бросить? Я что, уже надоел тебе?
— Нет, я не хочу оставлять тебя. Я же сказала, что так можешь поступить только ты.
— А ты — нет? Ты никогда не разведешься со мной?
— Я никогда не унижу тебя разводом. Так меня воспитали.
— Тогда почему ты считаешь, что я могу унизить подобным образом тебя?
Она знала ответ на этот вопрос. Видел ли он отражение душевной муки в ее синих глазах? Нет, он переживал собственную боль, и этого не замечала она.
— У каждого поступка есть свои причины. Возможно, когда-нибудь и у тебя появиться повод развестись со мной, — ответила она.
Он посмотрел на нее и, абсолютно ничего не понимая, покачал головой.
— Это у вас национальная черта: говорить загадками?
— А что, есть прецеденты?
— Да, и довольно много.
— Какие, например?
— Твой дядя. Он тоже говорил о вещах, которые мне трудно понять.
— Иногда такое случается.
— Так ты прекратишь пить свои таблетки?
— Пока нет, — покачала головой она.
— А когда тогда?
— Как только пойму, что ты действительно хочешь от меня детей.
Он подошел к ней вплотную. Она отступила на шаг назад. Он снова приблизился к ней. Она вновь попятилась, пока не уперлась спиной в стену.
— Ты мне скажешь, когда поймешь?
— Ты сам об этом узнаешь.
— Уверена?
— Да, по крайней мере, я так думаю.
— Мы скоро прибудем. Пожалуйста, не делай глупостей и держись невдалеке от меня.
— Я постараюсь, но обещать не могу.
— Как ты думаешь, на сколько от нас отстала Назефри?
— Я даю ей минут десять. Хотя… Она также могла выкинуть нечто более оригинальное.
— Например?
— Остаться дома, — вздохнула Эста.
Глава 20
Назефри не собиралась надолго задерживаться в резиденции. Она взяла необходимые вещи и уже поднялась на борт своего корабля, чтобы отправиться вслед за сестрой, но в этот момент из-за спины ее окликнул до боли знакомый баритон:
— Я так и сказал Урджину, что мы прилетим на Навернию с разницей минут в тридцать. Я ошибся, тебе хватило и половины этого времени.
— Камилли?
Назефри не обернулась. Она стояла, как вкопанная, не в силах поверить в очевидное: он остался с ней.
— Если ты посмотришь назад, сможешь воочию убедиться, что это я.
Она не шелохнулась. Камилли тихо приблизился и остановился за ее спиной.
— Почему я не почувствовала тебя раньше?
— Наверное, потому, что была слишком погружена в свои мысли, прошептал он ей на ухо и потерся носом о ее щеку.