— А вы уверены, что этот проход откроют иные? — вдруг спросила Назефри.
— Тайной "дверей" владели всего двенадцать человек. Двое из них мертвы. Никто из оставшихся не пойдет на самоубийство. Скоро прибудут остальные члены Совета. Я и так рассказал вам больше, чем следовало.
— У вас есть какой-нибудь план действий? — спросил Камилли. — Как защититься и закрыть проход?
— Есть, но его детали я пока разгласить не могу.
Назефри вдруг подхватилась со своего места.
— Что случалось, милая? — встревожился Камилли.
— Зафир, он здесь. Учитель, вы чувствуете? Учитель?
Все стали оглядываться по сторонам, но Ромери нигде не было.
— Интересно, когда он ускользнул от нас? — задумался Фуиджи.
— Не знаю когда, — ответил Урджин, — но дальше ничего хорошего нас не ждет.
— У тебя есть предчувствие? — удивился Фуиджи.
— Да, и оно еще ни разу меня не подвело.
— Здесь не только Зафир, — подала голос Назефри. — Здесь и те, кого мы еще никогда не видели…
Глава 35
Они не успели добраться до зала совещаний. Незваные гости вышли к ним в ангар.
Всю процессию возглавляла женщина. На вид ей было не более тридцати пяти лет. Ее пепельно-белые волосы были аккуратно уложены в высокую прическу на затылке. Большие серые глаза смотрели настороженно, и в то же время надменность сквозила в них. Лицо женщины было покрыто синим рисунком с какими-то завитками. Идеальная фигура плотно упакована в белый костюм со странными рукавами, напоминающими гофру.
За ней с тем же выражением презрения на лицах шествовали еще шестеро суирян. Три женщины и три мужчины. Словно копии друг друга, все они были затянуты в такие же костюмы. Их пепельные длинные волосы были аккуратно уложены на голове, серые глаза ничего, кроме усталости, не выражали. И у каждого из них на лице были нарисованы эти странные символы.
Замыкали процессию Зафир и Ромери.
— Рада снова видеть тебя, Фуиджи! — заговорила женщина, что шла впереди.
— Приветствую тебя, Сомери, — Фуиджи изобразил поклон и натянуто улыбнулся.
Женщина подошла к Эсте и взяла ее за подбородок.
— Из тебя все-таки что-то получилось. Очень хорошо, потому что Ромери в этом сильно сомневался.
Она отпустила Эсту и приблизилась к Урджину, точно так же взяв его за подбородок.
— Не волнуйся, Урджин, я не причиню ей вреда. Но ты, — вдруг зашипела она, обратив свой взор в сторону Фуиджи, — за это еще ответишь.
— Я не действовал вопреки общей воле, — произнес Фуиджи и загородил своим торсом Нигию и дочь.
— Я могу убить тебя за то, что ты пытался сотворить! А это кто? — удивилась она и пристально взглянула на Нигию.
— Ты уже и так знаешь, кто она, — спокойно ответил Фуиджи.
— Так вот на кого ты променял нашу кандидатку? — Сомери засмеялась. — Нигия… А ведь он пошел против воли отца, когда отказался жениться на чистокровной суирянке. Для нас это не было важным, потому мы не стали вмешиваться. Интересно, ты оправдала его надежды, или он жалеет о том, что произошло, так же сильно, как и ты?
Нигию пробрала дрожь. Эта женщина не просто заглядывала людям в глаза, она читала их, как открытые книги!
— Ты удивлена? — спросила Сомери.
— Да, такому высокомерию.
Фуиджи заслонил жену всем телом и с опаской посмотрел на Сомери.
— Фуиджи знал, что если эта пара распадется, я его убью. Подумай над этим, когда в следующий раз будешь сомневаться в его любви.
Нигия с неверием смотрела в затылок мужу, а Сомери, рассмеявшись, подошла к Назефри и Камилли. Она долго всматривалась в их глаза, но ничего не сказала.
И только потом она обернулась к Сафелии и взглянула на нее:
— Милая девочка, но, к сожалению, обделенная талантом. Какого это — жить среди великих и знать, что ты ни на что не способна?
— Точно так же, как быть великим и понимать, что ничего не можешь изменить.
Никто не успел понять, как это произошло, но в следующее мгновение Сафелия извивалась на полу, словно змея, и, зажимая руками голову, кричала от боли.
Фуиджи и Урджин метнулись к ней, но не сделали и нескольких шагов, попадав на пол от непреодолимого чувства слабости во всем теле.
Камилли тоже попытался помочь сестре, но его начинания закончились настолько сильным спазмом в груди, что он упал на пол и, не в силах терпеть такую боль, застонал.