Особенно,... 
4 
В адрес Маргарет продолжали сыпаться угрозы. От нее требовали покончить с «великой революцией куртизанок», как образно назвал ее деятельность журнал «Нью-Монс-Мэгэзин», поместивший фото Маргарет на обложке и посвятивший этому движению целых шесть страниц…
Дюк с трудом протискивался сквозь толпу собравшихся у входа в больницу, натыкаясь на каждом шагу на полицейских, журналистов и телерепортеров. За Дюком следовали его менеджер и личный пресс-секретарь. Не отвечая на вопросы, они добрались наконец до двери лифта, где путь им преградил полицейский.
— Черт возьми, — вспылил Дюк, — уберите этого типа с дороги, иначе я вытряхну из него душу.
Рука полицейского нервно дернулась к кобуре пистолета.
— Спокойно, Дюк, — быстро вмешался менеджер, — он ведь для охраны Маргарет здесь. Касс, должно быть, уже где-то там, наверху.
Послали за Касс, и та уговорила полицейского пропустить их.
— Как это случилось? — спрашивал Дюк отрывисто. — Они кого-нибудь арестовали? Она будет жить?
— Думаю, что нет, — отрешенно ответила Касс, — она обречена.
Подошла Рио.
— Все кончено, — сказала она, — Маргарет только что скончалась.
3
Мэри-Энн всякий раз забавляло, когда на Энцио, этого могущественного человека, накатывало желание самому приготовить обед. Тогда он выгонял всех из кухни, повязывал фартук и начинал священнодействовать, колдуя над спагетти, чесночным хлебом и своим фирменным соусом «а ля Энцио». Так случилось и сегодня.
— Дорогой, ты такой смешной в этом фартуку прощебетала Мэри Энн. Она была единственной из всех домочадцев, кому Энцио разрешал находиться при этом на кухне, и то в качестве наблюдательницы.
— Ты не хочешь, чтобы твоя малышка Мэри помогла тебе?
«Малышка» — так прозвал ее Энцио. Ей было невдомек, что так он называл и всех ее предшественниц.
— Нет, — решительно покачал Энцио головой, — принеси-ка лучше немного вина.
Принеся вина, Мэри-Энн села на кухонный стол, свесив красивые длинные ноги. На ней было черное, плотно облегающее платье с глубоким вырезом. Энцио лично заботился о ее гардеробе, блюдя один и тот же стиль. Он не разрешал ей носить брюки или юбки и не терпел малейшей небрежности в ее одежде. Мэри-Энн это вполне устраивало. Сравнивая свою теперешнюю жизнь с прошлой, она находила, что быть вместе с Энцио несравненно приятнее, поэтому во всем шла ему навстречу. К тому же она не забывала, что Энцио знаменит, и ее самолюбию льстило, что она принадлежит такому человеку.
— А ну-ка, попробуй!
С гордым видом Энцио поднес к ее рту ложку с дымящимся, острым соусом.
Та послушно открыла рот и тут же громко и жалобно вскрикнула.
— Ай, Нунци, что ты делаешь, ведь горячо же, ты обжег своей малышке рот!
Энцио оглушительно расхохотался. Он был в праздничном настроении, сегодня вечером он готов был смеяться буквально надо всем.
— Какой ты противный, — надулась на него Мэри-Энн, — как ты можешь так поступать с твоей малышкой!
— Ты еще не знаешь, каким я бываю противным. — Энцио обмакнул палец в кипящий соус, облизнул его, хмыкнул довольно и добавил еще немного вина.
— Ты хорошенькая маленькая девочка, оставайся такой, какая ты есть — и все будет в порядке.
Мэри-Энн по-своему очень нравилась ему. Она была глупее, чем большинство ее предшественниц, и никогда не задавала лишних вопросов. Она была в его вкусе, а что касалось секса — то просто безотказна. С этим у него с Мэри никогда не было проблем. Он терпеть не мог, когда его отношения с женщинами превращались в обычную рутину: достаточно привести какую-нибудь из них к себе, как уже через пару недель она начинает считать тебя своей собственностью. И потом эти постоянные дурацкие вопросы, это неуемное любопытство, а то вдруг жалобы на головную боль, когда ему хочется женского тела. Энцио очень гордился тем, что даже теперь, в свои шестьдесят девять лет, он еще в состоянии был один, а то и два раза в неделю обладать женщиной. С удовольствием — и вместе с тем с долей грусти — он вспоминал о тех временах, когда он мог проделывать это до четырех раз за ночь. Да, он был мужчина что надо!
Теперь продолжить традицию должны его сыновья. К тому же у него их трое — здоровые молодые парни в самом соку, его гордость, надежда всей его жизни. Он не сомневался, что они продолжат род Бассалино, а когда он совсем состарится, будут защищать его, как он сейчас защищает их.
4 
