Особенно,... 
45 
— Там прятался кто-то. Человек.
— Ну, так взяли бы его, и все. Чего уезжать было, папаша? — Белорус хотел ткнут Илая кулаком в плечо, но спохватился, вспомнив про рану на груди старого мутанта.
— Он в тебя из пистолета целил. — Илай сглотнул. — Сунулись бы, тебе конец.
— Ну так и надо было… — проворчал Разин.
— Здесь встань, — велел Илай.
— И что дальше?
— Пусть он выйдет, — мутант кивнул на Тима. — Прокрадется, а вы погодите немного, потом катите в тень. Человек на сендер поглядит, тут болтун его ухватит.
Белорус не посмел возразить. Ему было страшновато, но никому и никогда он не давал повода считать его трусом.
Альбинос развернул сендер и притормозил. Тим выскользнул наружу, его неизвестный наблюдатель видеть не мог, сендер заслонял.
— Погодить немного — это сколько? — спросил Альб, не оборачиваясь.
— Сто ударов сердца, — хрипло ответил Илай.
Альбинос хмыкнул. С ударами сердца это, конечно, хорошо… а какого сердца, левого или правого? У него-то их два, таким Альбинос уродился.
Пока он предавался размышлениям, вокруг стояла тишина. Белорус на удивление всем крался очень тихо.
— Поедем, что ли? — предложил Разин. — Пока этот болтун вперед нас чего не натворил.
— Он умеет тихо действовать, — успокоил Туран, — если нужно. А насчет болтовни…
Разин не дал договорить, поднял руку и шикнул, когда сендер подъехал к гигантскому мечу и снова оказался в тени… В темноте что-то дернулось, за разлапистой корягой завозились едва различимые фигуры. Альбинос притормозил, Разин с Тураном спрыгнули и пошли к коряге, оттуда показался Белорус, он тащил за шиворот человека. Тот хныкал и упирался.
— Вот. — Рыжий отвесил пленнику пинка. — Монах! Нынче ночью, куда ни сунься, по всему Киеву монахи.
— Как звать? — Разин навис над монахом. Тот был совсем молодой, с пушком на подбородке. — Ну!
— Хортей я, послушник. Отпустите.
— Хортей, значит… — Разин хорошо помнил разговор, который Крипта вел с посыльным в «Крещатике» перед тем, как напали люди Зиновия. — Кто тебя послал? Какое было задание?
Разин взял монашка за ворот, притянул.
— Говори, я ж правду от лжи легко отличу.
— Крипта послал, за самоходом следить, — Хортей всхлипнул, — люди Зиновия машину на тот берег переправили. Ну, я… Не убивайте, я правду сказал.
— Самоход? — оживился Белорус. — Это ж наш грузовик, это «Панч»! Точно!
Разин отпустил монашка.
Хортей шмыгнул носом и неохотно признал:
— Ваш, точно. Я видел тебя и приятеля тваво в Лавре. И этого, — Хортей махнул рукой на Илая, сидящего в сендере.
— Что с грузовиком? — подступил к пленнику Туран. — Его переправили?
— На тот берег перегнали, ага. А…
— Всем тихо, я буду спрашивать. — Разин покосился на Турана, перевел взгляд на Белоруса и подступил к монашку. — Слушай, Хортей. Твой напарник отправился в «Крещатик» доложить Крипте, так? Потом на «Крещатик» напали монахи Зиновия, Крипта погиб, так что в Лавру тебе возврата нет. Просекаешь?
Монашек округлил глаза, шумно вздохнул, а потом вдруг расплакался, слезы потекли по худым щекам, он смахивал их рукавами и тараторил:
— Я тут сидел, они самоход на левый берег перегнали, там скрылись, туда нам нельзя, заметили бы, место открытое, брат Авдюх ушел в «Крещатик», по сю пору не возвертается, я сижу один, холодно, жрать охота, в ручьях плещет чтось, чуды там живут, хищники, боязно было… А Крипта… Крипта… строго-настрого велел вызнать… и я сижу, а никто не возвертается, брат Авдюх, то есть, не возвертается…
Белорус похлопал монашка по плечу и с печалью в голосе произнес:
— Убит Крипта, хороший человек был. Жалко, не такой бы смертью хорошему человеку умирать, в спину застрелен. И Авдюх твой тоже, наверное, попался. Может, жив, а может, нет. Послушай, что я скажу…
— Замолкни, — перебил Разин. — Слушай, Хортей, тебе имя Губерт что-нибудь говорит?
— Так ведь к Губерту этот самоход и услали. Я что? Ничего не знаю, но те братья, которых Зиновий в конвой с самоходом, с ихним вот, отрядил, они промеж себя толковали — Губерту, дескать. А я не ведаю, что за Губерт такой.
Разин повернулся к сидящему в сендере Альбиносу:
— Помнишь, что твой Миха Ротник нам в Рязани толковал: воняет, как у Губерта на болоте? А там, на левом берегу — что, болота ведь?
— Болота тама, — всхлипнул Хортей. — Опасное место, никто не ходит. Дядька мой рыбарь был, чудов ловил в ручьях, так понесла его нелегкая в те болота, не возвернулся тож. Там чуды живут большие, страшные. Давно уже на болота никто не ходит. Дядька тож зря поперся.
45 
