39 
Николай ничего не видел. Возможно, и задачи такой не стояло. Он ведь не только перемен во мне не замечал. Он равнодушно проходил мимо распустившихся цветов, белых лебедей на пруду, он забывал все, что я ему говорила. Он забыл, что у меня периодически болит голова. Владимир вспомнил об этом.
– Что врачи в итоге решили с вашими головными болями? – спросил он, когда мы уже ждали счета. – Надеюсь, ничего серьезного?
– Головными болями? – нахмурился Николай. – Что еще за головные боли?
– Все нормально. МРТ опухоли не показало, – сказала я, глядя прямо в глаза мужу.
Николай промолчал.
– Отлично. Значит, просто стресс?
– Стресс? Ты шутишь? – спросил Коля, вкладывая кредитку в бурую папку с чеком. – У нее? Откуда ему взяться?
Владимир проигнорировал это заявление, так как реагировать на это он не привык. Что скажешь мужу, который прилюдно хамит своей жене. Я побелела от злости.
– Я бы хотела уехать куда-нибудь. Взять отпуск.
– Отпуск? От чего? – снова усмехнулся Николай.
Теперь уже и Владимир побелел.
– Наверное, я так и сделаю, – сказала я, глядя в окно. – Уеду на пару недель.
– Куда бы вы хотели поехать? – спросил Владимир. – Я знаю один очень хороший курорт в Баварии…
– Это дорого, – отрезал Николай.
– Мне плевать. Я хочу отдохнуть! – сказала я зло и встала из-за стола. – Я могу поехать в Сочи, если уж на то пошло. Могу там снять койку. Мы так делали с Алиной, когда были студентками. Мне не нужны твои деньги.
– Слушай, перестань истерить. Не надо коек в Сочи, ради бога. Не выставляй меня монстром. Поезжай в Баварию, не вопрос. Хоть к черту на кулички.
– У меня есть хорошая скидка в этот санаторий, мы отдыхаем там с женой пару раз в году, – добавил Владимир.
Я оглянулась и посмотрела на него, еле сдерживая улыбку. Вежливый, приятный во всех отношениях сосед, он выписал из телефона номер и протянул бумажку Николаю. Любезность, и ничего больше. Как я и думала, санаторий в Баварии оказался и не санаторием вовсе – гостиницей для неверных жен на каникулах, всего в часе езды от того места, где Владимир обитал в Мюнхене. Я отбыла туда через неделю, как только была готова виза. На три недели (щедрый подарок Николая) – одна-одинешенька и при полном благословении супруга.
Глава 9
Лучше всех!
Я никогда не была в Баварии. И вообще я мало где была, всегда покорно внимая аргументам мужа о его занятости. Мы выезжали несколько раз в туры, которые можно с полным правом назвать «Галопом по Европам». Автобус с туристами, экскурсоводы, подгоняющие нас, как детей на прогулке в детском саду. Калейдоскоп впечатлений, смазанных и скатавшихся в одну кучу, – сплошной позитив и горы фотографий нас у памятника, нас у фонтана, нас в магазине, нас в самолете, нас, кушающих омлет в гостиничном ресторане, нас сидящих на пароме… Хнычущая Дашка. Пьяный Николай объясняется с полицейскими в Париже на такой странной смеси иностранных языков и русского мата, что хочется включить диктофон – спич уникален.
Я никогда не выходила из самолета одна. Полет длился недолго: всего три часа – и ты в Мюнхене. У моего соседа сломался телевизор, его пересадили в другой конец самолета, а я осталась в одиночестве – три часа наедине с облаками за окном. Я привыкла быть одна. Когда у тебя всего одна дочь, которая уже почти выросла и красит волосы в красный цвет, не так уж и много ты должна делать как мать. Учитывая тот факт, что вот уже несколько лет с понедельника по пятницу Дашка оставалась на ночь в своей частной школе, одной мне приходилось бывать часто.
Но это другое одиночество, когда ты, никуда не спеша, встаешь с кресла самолета, пропускаешь других пассажиров и потихоньку, никуда не спеша, идешь к выходу, погруженная в свои мысли. Ты не просто одна – ты одинока, ты ничья. Кошка, которая гуляет сама по себе. Можно закрыть глаза и представить, что ты никогда не была замужем, ты свободна как ветер и никто тебя не ждет, никто не скучает по тебе. Странная, болезненно приятная мысль. Одиночество манит, как запретный плод.
Владимир ждал меня на выходе. Только увидев его в проходе в толпе встречающих, я поняла, как скучала по нему. Как не хватало мне его рук, его поцелуев, его внимательного взгляда, от которого меня все еще бросало в дрожь. Я чувствовала. И то, что я все еще способна что-то чувствовать, что я не до конца еще пропиталась сухой расчетливостью своей обеспеченной, бессмысленной жизни, удивляло меня.
39 
