Особенно,... 
190 
Конечно, для нее, Лана и других существовала и иная возможность не быть убитыми: они могли прекратить сражение и предоставить все машинам. У них имелось еще около двадцати беспилотных — или управляемых автономниками — микрокораблей, похожих на тот, в котором находилась она, все они отчаянно пытались приостановить вспышку. Если бы люди перестали участвовать в схватке, то корабли все равно продолжили бы борьбу, высадив свои экипажи из одного пилота.
Они бы могли ускоряться и разворачиваться быстрее при отсутствии на борту человеческого компонента и практически не страдали бы в разгар схватки; корабли получали преимущество благодаря ряду полезных свойств человеческого мозга — таких, как имманентная способность распознавать профили, умение сосредоточиваться при ведении цели и инстинктивная реакция — так что внедренный в их системы человеческий груз вместе с искусственным интеллектом производил некоторую полезную работу, но в конечном счете все понимали, что это борьба одних типов машин с другим типом, а люди там просто присутствуют. Участвующие наблюдатели; они участвовали, потому что не делать этого было бы позорно и недостойно. В большой долгосрочной картине мира эта ситуация являла собой еще один крохотный пример, подтверждающий, что Культура — это не только ее машины.
Ауппи было все равно. Полезная или бесполезная, помощь или обуза, она наслаждалась происходящим. Она надеялась, что у нее когда-нибудь будут пра-пра-правнуки, она станет сажать их себе на колени и рассказывать о тех временах, когда она сражалась с выводком злокачественных машин на Цунгариальном Диске, имея в своем распоряжении всего лишь довольно совершенный маленький милитаризованный корабль, бортовой искусственный интеллект, подключенный к ее мозгу, и как звезд на небе всякого экзотического оружия, но то было в иные времена, такие далекие, что чуть ли не в другой жизни.
А пока она была воином, и перед ней — противник, подлежащий уничтожению.
Она спрашивала себя, что принесет на поле боя приближающийся корабль класса «Палач», и чуть ли не жалела, что появится.
Они пришли за ним, как он и предполагал. Он был уверен, что они найдут способ. Представитель Филхин, ее помощник Кемрахт и другие — много других; получилось что-то вроде крупной операции — сделали все возможное для обеспечения его безопасности, чтобы не было никаких посторонних вмешательств и искушений. Они похитили его из здания парламента после слушаний, на которых он выступал, и перемещали с места на место чуть не каждый день в течение следующей недели; он редко спал дважды в одном месте.
Он останавливался в громадном небоскребе, в квартире, принадлежащей кому-то из сочувствующих, в бюджетных отелях рядом с ревущими суперхайвеями, в плавучих домах в мелководных лагунах рядом с морем, а в последние две ночи в старом высокогорном поселке — несколько веков назад, еще до изобретения кондиционеров, в это дикое местечко приезжали на летний отдых богатеи. Они добрались сюда по маленькой узкоколейке, они — это он, два его ближайших сопровождающих и небольшая команда менее заметных помощников и охранников, которые теперь неизменно его сопровождали.
Домик стоял на невысоком хребте, из окон открывался вид на ровные склоны, поросшие деревьями и тянущиеся до слегка колышущегося горизонта. Говорили, что в ясный день можно увидеть равнины и некоторые из крупнейших зиккуратов ближайшего большого города. Но не в такую погоду — было облачно, туманно, влажно, громадные, заволакивающие небо пряди облаков плыли над ними, над домиком, иногда обволакивали хребет, словно непрочная, легчайшая вуаль.
Этим утром они должны были переехать в другой дом, но ночью случился оползень и дорога оказалась заблокированной. Они решили перенести переезд на следующий день.
Прин, сам того не желая, превратился в звезду. Он чувствовал себя в этой роли не очень комфортно. Люди хотели видеть его, хотели задавать ему вопросы, хотели, чтобы он изменил свои взгляды, хотели показать ему ошибочность его взглядов, хотели поддержать его, хотели предъявить ему обвинения, хотели спасти его, они хотели его уничтожить, хотели помешать ему, остановить его. Но главное, они хотели увидеть его, чтобы воплотить все это в жизнь.
Прин был ученым, профессором права, посвятившим жизнь теории и практике юриспруденции. Теоретическая сторона была его профессиональной жизнью, практическая сторона заставляла его браться за общественно важные дела, участвовать в студенческих протестах, подпольной полулегальной сетевой издательской деятельности, наконец, он принял участие в плане, предусматривавшем проникновение в Ад, существование которого либо отвергалось с порога, либо принималось, но с таким видом, будто его не было, потому что многие соглашались с идеей, породившей Ад: наказать тех, кто заслуживает наказания. Ад — это всегда не для тебя.
190 
