Сразу же после атаки многие орбитали, в первую очередь расположенные ближе всего к зоне военных действий, были просто эвакуированы. Некоторые были милитаризованы до той степени, в какой это имело смысл — ведь они были такие громадные (на что имелись, как выяснилось, веские основания) и уязвимые перед лицом современного оружия. Многие были просто оставлены на своих орбитах, пустые, эффективно законсервированные. Некоторые были уничтожены самой Культурой.
Орбитали можно было перемещать, что и делалось иногда, но дело это было слишком уж муторное. Для такого переноса в безопасное место даже составили нечто названное «лист ожидания», но многие изнеженные граждане Культуры так и не могли до конца понять, что означают эти термин и концепция.
Как бы то ни было, но идея строительства превосходно оснащенных зданий двойного назначения, которые можно было бы использовать как космические корабли, внезапно стала безукоризненно благоразумной. Даже орбитали, которые в силу своей удаленности почти наверняка не попадали в зону военных действий, подхватили этот новый строительный тренд, и на орбиталях Культуры, словно неожиданно вошедшие в моду растения, стали подниматься гигантские небоскребы, имевшие обычно обнадеживающе удлиненную форму, напоминавшую форму корабля.
Рассеянные города начали появляться, когда стало ясно, что ввиду возможной атаки строить корабли/дома близко друг к другу на поверхности орбитали неблагоразумно. Строительство домов на большом расстоянии друг от друга требовало от противника столь же рассеянного и неэффективного прицеливания. Быстрые, специально выделенные быстротрубы в жестком вакууме под наружной поверхностью орбиталей соединяли между собой здания как напрямую, так и опосредовано, а потому среднее время поездки из одного здания в другое в пределах данного города составляло приблизительно столько же, сколько требовалось, чтобы пройти обычный городской квартал.
Абсолютная необходимость жить в таких городах или даже в таких зданиях давно миновала, если, конечно, ваша опасливость не доходила до порога сумасшествия или даже паранойи, но мода все еще не прошла, и среди пятидесяти триллионов людей и многих миллионов орбиталей Культуры всегда находилось достаточно людей и орбиталей, которым эта идея все еще нравилась, а потому она и не умирала. Некоторые люди чувствовали себя в большей безопасности, живя в здании, которое могло легко уцелеть и в случае уничтожения вертикали. Йайм принадлежала к этой категории. Поэтому она и жила в этом здании и на этой орбитали.
Она неторопливо, задумчиво расчесывала волосы, глядя в окно-иллюминатор, но на самом деле не видя того, что за стеклом. Она подумала, что Кострайл не особенно хороший руководитель тренажа, пусть в его ведении и была лишь небольшая часть чрезвычайной милиции орбитали. Неэффективный. Слишком уж безразличный. Унизительно, что почти никто на большинстве орбиталей даже не знал о существовании таких подразделений. Даже здесь — на трезвой, осторожной, запертой на все замки, трижды перестрахованной, находящейся в постоянной готовности и просто предусмотрительной Диньол-хей почти никого такие вещи не интересовали. Все были слишком заняты — получали удовольствие. Предпринимались попытки вовлечь большее количество людей в орбитальную оборону последнего рубежа, но все они ничем не кончились. Люди словно не хотели думать о подобных вещах. Хотя их важность была так очевидна. Странно.
Возможно, проблема крылась в том, что настоящей, беспощадной войны давно не было. Со времени идиранского конфликта прошло полторы тысячи лет — лишь самые отъявленные из так называемых бессмертников могли еще помнить те события, но они были слишком заняты самими собой и не собирались просвещать других, рассказывая, что такое настоящие военные действия. Разумы и автономники, участвовавшие в тех событиях, тоже на удивление неохотно делились своими воспоминаниями. И все же какой-то способ решения проблемы наверняка был. Требовалось изменение самого подхода, и, не исключено, она и была тем человеком, который мог это сделать. Она сомневалась, что это по плечу Кострайлу. Да он даже не потрудился ответить ей в тон, когда она закончила разговор словами о длинной скамейке. Как невежливо! Она решила, что нужно ей поработать над смещением господина Кострайла с его поста, чтобы занять его самой.
Сто двадцать пять, сто двадцать шесть… Она почти достигла определенного ею самой числа утренних движений щеткой-расческой. У Йайм были густые роскошные каштановые волосы, и делала она так называемую глазную стрижку, то есть любой волос у нее на голове имел такую длину, что если его натянуть в сторону какого-либо глаза, то он оказывался слишком коротким, чтобы оказаться в поле ее зрения или вызвать какое другое неудобство.