139 
Ватюэйль и не слушал, когда она называла свое имя. Он вдруг понял кое-что.
— Вот черт, — сказал он, неожиданно ухмыльнувшись.
— Что-что? — сказала молодой доктор, моргнув.
— Вы ведь и в самом деле не обязаны называть мне ваше имя, верно? — Ухмылка на его лице оставалась.
— Мы уже установили это, — согласилась она.
— А меня, в соответствии с подписанными мною при поступлении в армию бумагами, можно подвергнуть наказанию, даже пытке. Может быть, не серьезной пытке, но тому унизительному обхождению, против какого взбунтовался бы ваш средний гражданин.
— Не кажется ли вам?..
— И… — Он показал на черный экран телевизора. — Запись, изображение — у них ведь не просто так было низкое качество, верно?
— Вы так думаете?
— И съемки велись не снизу, — сказал он и рассмеялся. Он хлопнул себя ладонями по бедрам. — Черт, я должен был раньше догадаться. Нет, вообще-то я обратил внимание, но не… этот автономник, эта камера, что уж это было — она была с нами.
— Была?
Он откинулся к спинке стула, прищурился.
— Так каким же образом я оказался здесь? Почему я не помню ничего, что должен был бы помнить, если бы меня захватили в плен во время боя?
— И какой же, по вашему мнению, ответ?
— Я думаю, ответ состоит в том, что я по какой-то причине попал под подозрение. — Он пожал плечами. — А может быть, это одна из тех проверок, о которых мы ничего не знаем, пока не подвергаемся им лично. А может, это происходит регулярно, но все устроено так, что мы каждый раз о них забываем, так что для нас они каждый раз — сюрприз.
— Вы думаете, что могли бы попасть под подозрение?
— Нет, не думаю, — спокойно ответил он. — Моя лояльность не подлежит сомнению. Я служил этому делу, отдавая ему все свои способности, был целиком ему предан на протяжении вот уже более тридцати лет. Я верю в то, что мы делаем, верю в дело, за которое мы сражаемся. Какие бы у вас ни были ко мне вопросы — задавайте, и я отвечу на них честно и досконально. Расскажите мне о ваших подозрениях, и я докажу, что они безосновательны. — Он поднялся. — В противном случае я считаю, что вы должны меня выпустить. — Он посмотрел на дверь, потом снова перевел взгляд на доктора.
— Вы считаете, что вас следует отпустить? — спросила она.
— Да, конечно, считаю. — Он подошел к двери, чувствуя, что пол под ним немного ходит, чувствуя себя частью этого мягкого, неторопливого возвратно-поступательного движения. Он взялся за дверную ручку. — Я полагаю, это какое-то испытание, — сказал он, — и я его прошел, поняв, что вы — не из вражеских рядов, вы — мой сторонник, и теперь я открою эту дверь и уйду.
— И что, по-вашему, вы увидите по другую сторону двери?
— Понятия не имею. Но существует вполне очевидный способ выяснить это. — Он нажал ручку. Дверь все еще была заперта.
— Прошу вас, доктор Мьеджейар, — сказал он, кивая ей. — Если вы не возражаете.
Она несколько секунд смотрела на него непроницаемым взглядом, потом засунула руку в карман своего белого халата, вытащила ключ и бросила ему. Он поймал его, отпер дверь и открыл ее.
Доктор Мьеджейар поднялась и подошла к нему — он стоял, глядя перед собой. Ветерок обдувал его, трепал материал его одежды, волосы.
Перед ним открывались бескрайние просторы мшистой зелени. Земля изгибалась, чуть ниспадая к горизонту — голубому небу, по которому плыли белые облака. Зеленый ковер мха лежал на ровной ветке громадного, невероятно большого дерева. А вокруг множество веток, веточек, прутиков, листьев. На ровных частях веток стояли солидные многоэтажные здания, по ним проходили широкие дороги, по которым бежали маленькие колесные автомобили. Там, где ветки, искривляясь, уходили вверх, дороги серпантином устремлялись по склонам, а дома поменьше цеплялись за выщербленное, неровное дерево. По веточкам проходили дорожки, на них стояли дома, с террасами, балконами, пристройками. Размера прутиков хватало, чтобы вместить тропки и винтовые лестнички и дома, вроде дач и коттеджей. Листья, зеленые, но уже с желтинкой, имели размер с парус большой яхты. Маленькие машины, бредущие люди и трепыхающиеся на ветерке громадные листья наполняли это зрелище движением.
Мягкое покачивание вверх-вниз и с боку на бок оказалось следствием сильного, устойчивого ветра, воздействующего как на дерево в целом, так и на данную конкретную ветку.
На докторе Мьеджейар вдруг появился вингсьют — темный, перепончатый, объемистый. Он почувствовал, как что-то изменилось, и посмотрел на себя — на нем было похожее одеяние.
139 
