111 
Они собрались, переместились, перестроились. Он испытал знакомое, похожее на любовь чувство гордости к тем, с кем он успел сродниться, пока они спокойно и эффективно готовились подвергнуться огромному риску за то дело, в которое верили, и за всеобщее благо их товарищей. Они подготовились чуть ли не скорее, чем ему того хотелось.
Они поплыли — четыре небольших отделения морпехов, готовые получить одну последнюю электрохимическую команду, а потом разделиться на отделения — в этом случае связь между ними будет осуществляться только вибрациями и светом.
«По моей команде, — транслировал он. — Пошли, пошли, пошли».
Они устремились вниз по трещине к нереальному свету ядра.
— Конечно, таких вещей не существуют в том виде, как вы их описываете. Уж во всяком случае никакие так называемые виртуальные люди не переживают ничего подобного в этих якобы существующих виртуальных мирах. Они существуют только в том смысле, что их воображают, о них говорят, предупреждают. По большому счету, мы верим, что они все же существуют, но мы верим, что они существуют в некой большей реальности, — выходящей за рамки нашего и вашего ограниченного воображения, — которая является истинным Послежитием, ожидающим всех истинно верующих, независимо от того, есть ли у них эти приспособления для «душеспасения» или нет. Мы предоставляем Богу решать, кого подвергать такого рода наказанию или вознаграждению. Мы не взяли бы на себя смелость исполнять обязанность Бога. Это должен делать один только Бог. Брать на себя такую смелость было бы богохульством. Откровенно говоря, вы оскорбляете нас подобными заявлениями.
По стандартам представителя Эрруна это была на удивление короткая речь. Когда он закончил, запахнул на себе сенаторскую мантию и сел, на ноги пришлось снова подняться представительнице Филхин.
— Нет, — сказала она, — мы ни в коем случае не имели намерения оскорбить вас, досточтимый коллега.
Эррун чуть приподнялся со своего места и ответил:
— Оскорбление, как и многие подобные чувства, есть то, что чувствует в душе тот, кому адресовано то или иное заявление, а вовсе не то, что вкладывает или не вкладывает в свои слова адресующий.
Эта тирада, как и предыдущая, вызвала одобрительный шепот. Представитель Эррун снова сел, принимая хлопки по плечам, кивки и одобрительное бормотание своей свиты, советников и помощников.
— Повторяю еще раз, — сказала молодая представительница от Удаленных обиталищ, — мы не имели ни малейших намерений оскорбляться. — Поняв, что оговорилась, Филхин пробормотала: — Я имела в виду — оскорблять. — Она посмотрела на Спикера Сената, сидевшего на подиуме Дискуссионной палаты. — Примите мои извинения, — сказала она древнему и достойному сенатору, сидевшему там в окружении своего стенографирующего, настукивающего по клавишам персонала. Она почувствовала, как зарделись ее щеки, увидела веселое выражение на лице представителя Эрруна и, жестом показав Спикеру, что она уступает слово, села. Она услышала, как шепоток, словно шорох листьев на ветру, пробежал по галереям для публики и прессы.
Представительница Филхин хотела было закрыть лицо хоботками, но потом вспомнила, что камеры все еще, видимо, направлены на нее, и не стала этого делать. Вместо этого, когда Спикер инициировал некий несомненно продолжительный и абсолютно не относящийся к делу вопрос о порядке ведения слушаний, она, убедившись, что ее микрофон отключен, наклонила голову к своему помощнику Кемрахту и сказала:
— С таким же успехом я могла бы носить ожерелье с надписью: «Кусать здесь». Чувствую себя ужасно — скажите хоть какое доброе слово.
— Постараюсь, мадам, — сказал молодой мужчина, кивая уходящему посыльному. Он приблизил рот к ее уху. — У нас на вечерней сессии будет гость.
Было в его голосе что-то такое, отчего она откинулась в свое кресло и уставилась на него. Он улыбнулся ей, обоими хоботками скромно закрывая лицо, чтобы полуспрятать появившееся на нем выражение.
— Вы хотите сказать?.. — начала она.
— Гость, вернувшийся с той стороны.
Она улыбнулась ему. Он опустил взгляд. Она оглянулась и увидела, что представитель Эррун подозрительно поглядывает на нее с другого конца дискуссионной палаты. Она хотела широко ему улыбнуться, но передумала. Лучше обойтись без всяких намеков. Она улыбнулась широкой, но безнадежной улыбкой, потом снова быстро отвернулась, словно пряча свою неспособность и дальше напускать на себя добродушный юмор. Она поднесла оба хоботка к глазам, словно утирая слезы.
111 
