— Скажи, папа, — прошептала девушка, — в тот вечер он приходил на обед…
— Это была идея твоей матери. Она думала, что будет лучше, если он поближе познакомится с нашей семьей.
— Я всегда верила, что личные контакты помогают делу, — заявила Энн. — И еще тогда хотела все рассказать Торренс, но ты, Рональд, не позволил мне, — добавила она, укоризненно глядя на мужа. — Но я все еще надеюсь, что когда-нибудь ты поймешь, что твои женщины способны многое вынести на своих плечах.
— Я понимаю, — кивнул сэр Гилл. Его взгляд смягчился, остановившись на жене. — Ты удивительная женщина! Что касается тебя, моя дорогая, — он повернулся к дочери, — на обеде в прошлое воскресенье ты вела себя замечательно. Но давайте не будем обманывать себя, — продолжил он. — В таком вопросе милое общение мало что значит, главную роль играют факты и холодный расчет.
— Значит, Джон еще не принял решение? — Торри подняла на отца глаза.
— Нет, я дал ему время, и он обещал ответить в течение недели.
— Понимаю.
— Торренс, — мать с тревогой смотрела на нее. — Ты не останешься? У тебя усталый вид, дорогая. Не расстраивайся, вот увидишь, мы все переживем. В конце концов поселимся в палатке, как настоящие романтики… Я всегда любила путешествовать…
Торри провела весь вечер с родителями, но от приглашения остаться ночевать отказалась.
Когда она возвращалась домой, ее голова снова была полна беспорядочных мыслей.
Судя по всему, отец не унаследовал деловую хватку деда. Он по-прежнему оставался отличным специалистом по военной стратегии. Но по душе ли ему было заниматься производством пикантных приправ, французских соусов и прочих деликатесов известной во всей Австралии марки «Гилл»?
Торри с болью спрашивала себя, почему она никогда не задумывалась об этом прежде. Она корила себя за то, что беспечно относилась ко всему тому, чем жили ее родители. Как она могла погрузиться в свои проблемы, что даже не почуяла неладное?
Потом она вспомнила о Джоне, о том, что говорила ему, какими оскорблениями осыпала. Теперь, из-за ее неосмотрительного поведения, отец натолкнется на стену холодного равнодушия и получит отказ.
Торри подъехала к дому в слезах. Ее мучил вопрос, который едва ли когда-нибудь вставал перед ней прежде.
4
На следующее утро Торри решительно вошла в роскошно обставленную приемную, на двери которой над внушительным списком компаний красовалась табличка с фамилией О’Кинли, выведенной золотыми буквами.
Ей не сразу удалось убедить хорошенькую секретаршу, что мистер О’Кинли примет ее без предварительной договоренности. В глубине души она и сама не была в этом уверена. Поколебавшись, девушка сняла трубку и заговорила с шефом. Удивление промелькнуло в ее глазах, когда, закончив разговор, она сказала:
— Мистер О’Кинли примет вас, мисс Гилл, подождите, пожалуйста.
Усевшись в глубокое, обитое светлой кожей кресло, Торри машинально скользила невидящим взглядом по глянцевым страницам первого попавшегося под руку журнала. С каждой минутой она все больше нервничала, чувствуя, что совершает ошибку, и злясь, что Джон умышленно заставляет ее ждать.
Раз он уже знает, что я здесь, уходить просто глупо, раздраженно думала девушка. Хорошо еще, что я отпросилась на целый день, иронически подбадривала себя она.
Торри беспомощно провела рукой по серой льняной юбке, поправила воротничок белой блузки. Она выбрала этот костюм в надежде, что его деловой вид сразу расставит все по местам и развеет предположения, которые Джон О’Кинли, без сомнения, мог сделать в связи с ее неожиданным появлением.
Под ее глазами пролегли темные тени — последствие бессонной ночи. Погруженная в свои мысли, Торри не замечала любопытных взглядов, которые украдкой бросала на нее секретарша, вероятно, решившая, что настойчивая посетительница влюблена в ее босса.
Пронзительно затрещал селектор. Девушка поднялась и с дежурной улыбкой сообщила, что мистер О’Кинли ждет.
Торри, сосредоточенно нахмурившись, последовала за ней, но все заготовленные фразы вылетели у нее из головы, как только секретарша, отворив дверь и отступив в сторону, объявила:
— Мистер О’Кинли, к вам мисс Гилл.
К ее удивлению, Джон не встал ей навстречу.
Когда Торренс вошла в кабинет и остановилась, сжав вдруг вспотевшие ладони, он, сдвинув на лоб очки в тонкой золотой оправе, лениво откинулся в кресле и сухо сказал: