Александр ускорил шаг и нагнал Мари. Теперь Кристиан и Шанталь шли позади них.
— Здесь хорошо, — сказал он, оглядываясь вокруг, — в таких краях начинаешь чувствовать, как тело, душа и сознание сливаются в единое целое. Наверное, именно это и зовется гармонией. — Мари смотрела на него, ничего не говоря, и тогда он продолжил: — Вы так естественно смотритесь на фоне всего этого… Вы здесь своя, почти своя.
— Вы что-то обо мне знаете? — с едва заметной тревогой спросила Мари.
— Почти ничего.
— А о Кристиане?
— Тоже. Кроме разве того, что он вас любит. Эго чувствуется. А что касается остального… Когда ты здесь, то не хочется ни о чем знать, не хочется думать о том, что обрел и что потерял. Разве не так?
— Для меня — не так.
— Я постараюсь помочь вам, чем смогу, — заметил он.
И Мари ответила:
— Сейчас для меня уже не имеет значения мнение родителей. Когда-то это было похоже на гранитную стену, но стена разрушилась под влиянием времени.
— Нет, — возразил Александр, — это важно. Вы поймете, что я прав, когда сами начнете воспитывать детей.
— А у вас есть дети? — Она не хотела задавать этот вопрос, он был слишком болезненным для нее самой, и все-таки не сдержалась.
— Мне сложно ответить. Даже если и есть, то они выросли без меня. Так мои ли они теперь?
Наконец они подошли к дому родителей Мари. Кристиан взял девушку за руку, и ей почудилось, будто она чувствует прикосновение судьбы. То была сладкая тяжесть, нечто совсем не похожее на незаметно наползающие воспоминания о прошлом, порою напоминающие холодных змей, обвившихся вокруг ног и не дающих идти вперед.
Мать и отец Мари постарели. Но в обстановке домика кое-что изменилось: появилась новая мебель, хорошая посуда. Все хозяйственные постройки — в идеальном порядке. Надо полагать, то была заслуга Эжена и Корали.
Мари остановилась на пороге и молчала. Кристиан и Шанталь тоже. Жанна Мелен комкала в руках фартук. Клод стоял, как та самая гранитная стена, о которой говорила Мари.
Александр выступил вперед и с достоинством произнес:
— Я, граф де Монтуа, принимаю некоторое участие в судьбе этих молодых людей. И я прошу у вас руки этой женщины для этого мужчины.
Чтобы оценить размеры пропасти, отделяющей его от стоящего перед ним человека, Клоду понадобилась ровно одна секунда.
— Вы говорите о моей дочери?
Мари вздрогнула.
— Да, именно о вашей дочери, — ответил Александр.
— Я давно дал ей свободу, вернее, она выбрала ее сама. Пусть выходит за кого хочет, — сказал Клод.
— И все же ей необходимо ваше родительское благословение, — заметил Александр.
Клод нахмурился.
— Благословение дам, а приданое — нет, — ворчливо произнес он.
— Полагаю, этим молодым людям не нужно друг от друга ничего, кроме верности и любви, — улыбнувшись, мягко промолвил Александр.
Они пробыли у родителей Мари до вечера. Клод держался несколько натянуто в обществе Александра, Кристиана и Шанталь. Жанна Мелен, обнимая Мари, тихо и ласково задавала вопросы. Когда Мари поняла, что Корали забрала Талассу домой, у нее отлегло от сердца.
— Мы поживем здесь еще немного, а после свадьбы уедем обратно в Париж, — сказала Мари, обнародуя свое решение.
— Но ты вернешься? — робко спросила мать.
— Да, хотя, думаю, это случится не очень скоро.
На обратном пути Мари шепнула Кристиану:
— Кто этот человек?
— Не знаю.
— Почему?
Он посмотрел на нее.
— Мы не знаем других. Мы и себя не знаем.
— Но меня ты знаешь, — сказала она без улыбки.
— Знаю. Такую, какой ты сама себя не знаешь. Но должна узнать.
— Я сумею?
— Впереди много времени. И оно не будет таким тяжелым, как прежде, потому что я буду рядом с тобой.
— Неужели любовь может нас спасти? — спросила Мари.
И Кристиан ответил:
— Важно просто любить.
Больше они не разговаривали. Мари не поняла, что ждала именно этих, похожих на волшебное заклинание слов. Они были важны для нее, потому что оправдывали ее существование и смягчали вину. Кристиан хотел жить для нее, Мари это чувствовала, а он видел ее улыбку и взгляд, говорящий о том, что она только сейчас пробудилась от долгого-долгого сна.
Глава 10
Был вечер, и всюду мерцали огни. Казалось, город усыпан светящимися серебряными зернами. Небо было темно-синим, и в нем колыхались похожие на свечи звезды.