Последние отзывы

  47  

Добраться до Парижа с больным сыном было нелегко, но она добралась и нашла Пьера Шатле, который принял ее и после пятиминутной беседы велел немедленно везти Кристиана в клинику.

После осмотра он объявил Шанталь, что операцию нужно делать немедленно, хотя при этом заметил, что, по его мнению, в девяти из десяти случаев ее сын умрет, но если не предпринять ничего, то шансов не остается вообще. «Вам решать, — сказал он, — согласитесь ли вы рискнуть. В иных случаях жизнь — как цветок: солнце его сожжет, обильный дождь прибьет лепестки, и только человеческая рука еще способна что-то исправить. И даже если ваш сын умрет… Мы должны учиться: пусть этот случай послужит будущему. Быть может, в следующий раз такой больной останется жив».

У Шанталь только и хватило сил, чтобы молча кивнуть.

Кристиан выдержал выпавшее на его долю испытание. Находясь где-то там, за невидимой гранью, он цеплялся за жизнь из последних сил — и не умер.

…Шанталь увидела его в белых повязках, похожего на мумию, и не поверила, что он все еще жив. И все же женщина не теряла надежды. Только пройдя через испытания душевной и физической мукой, сомнения, отчаяние, неверие и страх, можно обрести спасение и что-то похожее на счастье.

А потом Кристиан очнулся, и хотя возвращение к жизни принесло ему боль, он был полон тихого внутреннего света и через некоторое время спросил Пьера Шатле:

— Буду ли я видеть?

Тот развел руками и несколько раздраженно произнес:

— Молодой человек! Вы выжили, что само по себе уже чудо, и, смею верить, будете жить дальше, но кое-что в нашем мире, к счастью или несчастью, все еще в руках Господа Бога!

— Да, конечно. Спасибо.

Кристиан не выглядел разочарованным, несчастным, и Шанталь успокоилась.

А потом он вдруг спросил:

— Где Мари?

— Что ты помнишь? — задала вопрос Шанталь.

— Помню, как Мари сидела возле меня и держала за руку.

— Она уехала, — помолчав, сказала женщина. — Ничего не объяснила, просто заявила, что уезжает, — и все.

И все-таки кое-что заставило Шанталь призадуматься. Когда опасность миновала, она поинтересовалась у Пьера Шатле, не знает ли он, откуда взялись деньги на лечение. Он не знал, и женщина терялась в догадках, кто же мог подарить ей такую сумму.

Когда Кристиан впервые почувствовал, что в его полную тьмы реальность начал проникать свет, его сердце забилось так, будто хотело разбиться вдребезги. Шанталь, увидев искаженное сладостной мукой лицо сына, спросила:

— Что случилось?

— Пока ничего.

Он не сказал правды, но Шанталь все поняла. Она сходила с ума от радости и в то же время боялась чуда. Кристиан так долго был посторонним в реальном мире… Сумеет ли он стать своим теперь, по прошествии стольких лет, после всего выстраданного и пережитого? Не настигнет ли его очередной обман?

Зрение возвращалось, и хотя оно восстанавливалось очень медленно, уезжавший в Лондон и передавший заботы о Кристиане своему помощнику Пьер Шатле был полон надежд. Хирург признался Шанталь, что поражен результатом; он готовил доклад об операции для конференции, на которой должны были присутствовать светила медицины.

Кристиан начал подниматься с постели. И белая коробка палаты была уже тесна для него. Он все чаще задумывался о будущем.

— Я не слишком хорошо представляю, как нам теперь жить, мама.

— Не думай об этом. Сначала тебе нужно окончательно поправиться.

Когда Кристиан впервые увидел мать, она показалась ему незнакомкой, и все же он узнал ее улыбку, ее глаза. А собственное отражение в зеркале поначалу и вовсе испугало его: осунувшееся, бледное, странно взрослое, страдальчески серьезное лицо.

Он набирался сил, и не только физических, но и душевных. И немало испугал Шанталь, когда однажды заявил:

— Я хочу разыскать Мари.

— Эта девушка предавала тебя дважды, причем в те моменты жизни, когда ты особенно нуждался в поддержке. Так стоит ли о ней вспоминать? — спросила его мать.

Кристиан задумался.

Тот мир, в котором он существовал прежде, остался там, за гранью темноты, что так долго его окружала, и теперь ему предстояло учиться жить в другом мире.

Кристиан познал Мари через ее голос и смех, через запах ее кожи и волос, через тепло и нежность ее прикосновений, через их страстную близость. И все же он никогда ее не видел, не знал ее лица, взгляда, улыбки. Когда он был слеп, надежды ее увидеть не было, но сейчас ему стало не хватать этого. И вместе с тем молодой человек понимал, что мать в чем-то права. Та Мари принадлежала иному миру, и она осталась в нем. Кристиана обступали зримые образы, они влекли, будоражили воображение, заслоняли то, что прежде владело его душой.

  47