Но потом в ее спальню вошел Кейт и пожелал доброго утра. Несмотря на ее разочарование, день вдруг засиял яркими красками.
— Ты позавтракала? — спросил он. — Если да, я могу поесть один.
— Нет-нет.
Пруденс взволнованно поднялась и отправила Карен за едой. Минуту назад у нее не было аппетита, а теперь она уже по другим причинам сомневалась, что сможет проглотить хоть кусочек. Но она не упустит любую возможность побыть с ним.
— Это бывшее голубое? — слегка поморщился Кейт.
— Мне это в тебе нравится, — улыбнулась Пруденс.
— Что?
— Ты говоришь, что думаешь. И твое мнение у тебя на лице написано.
— Это-то и довело меня до беды. Я тебе не рассказывал?
Пруденс не хотелось, чтобы хоть малейшая тень легла на это утро, но если Кейту нужно выговориться, она его выслушает.
— Что?
Кейт прислонился к столбику кровати.
— Мне приказали продать военный патент.
— Почему?
— Чтобы избавиться от меня. Меня могли выгнать из армии с позором и разжаловать. Тогда и патент нельзя было бы продать. А это единственные средства, с которыми уходит из армии большинство офицеров.
— Выгнать? За что?
— За постоянный отказ подчиняться дисциплине и, как заявили, побуждение других к тому же. У меня стойкое отвращение к идиотским порядкам и бессмысленным правилам. Я пытаюсь подавить их здесь, но чувствую, что они только нарастают.
— Что за идиотские правила?
— Здесь? Например, клерки должны вставать всякий раз, когда я вхожу в комнату. Это отвлекает их от работы, порой приводит к кляксам или другим погрешностям, но, как меня проинформировали, это должно быть именно так и не иначе. Думаю, потому, что Фламборо, Драмкоту и остальным нравится почитание.
— У слуг тоже свои ранги. И каждый надеется, что есть кто-то ниже, кто будет исполнять приказы.
Кейт уныло улыбнулся:
— Родившись в высших сословиях и имея много подчиненных, я не могу это комментировать. Ты ценишь такие условия?
Пруденс задумалась.
— Нет, но это восхитительно — иметь слуг, которые делают жизнь удобной.
— В самом деле?
— Какие правила ты нарушал в армии?
— Большей частью те, что касаются мундира. И не только моего, но и моих людей. Их могли наказать за потерянную пуговицу или неначищенную кокарду. Хорошие генералы во время боев на многое смотрели сквозь пальцы. Но как только наступало перемирие, снова цеплялись к каждой пуговице и поклону и наказывали нарушителей. А еще муштра. Вернувшись из боя, мы все скучали, и бесконечная муштра не помогала. И я придумал тренировки, которые могут помочь в настоящем бою. Это посеяло раздоры. Некоторые из моих людей предпочитали скуку, другим нравился мой режим. Но большинство офицеров не хотели волнений и беспокойства. Я неугомонный и беспокойный человек.
«Это и привело тебя в Дарлингтон… и ко мне».
— Мне предложили полк, отправлявшийся в Индию, где моя беспокойная натура могла пригодиться, но я отказался. Понимаешь, это слишком далеко от Кейнингза. — Кейт смотрел в окно. — Ты не задумывалась, что если очень сильно чего-то хотеть, то на пути к желаемому непременно возникает хаос?
Если бы не минувшая ночь, Пруденс подошла бы ближе и коснулась его. А теперь ей осталось только говорить:
— Ты ни в коей мере не повинен в смерти брата, Кейт.
Он взглянул на нее:
— Мы спорили, и спорили яростно.
Артемис обвинила его? Определенно нет, иначе бы он так не верил в нее.
— Спор никого не убивает.
— Я однажды слышал, что человек умер от гнева, но Роу даже не побагровел во время спора. Он был бледен и холоден. Как всегда.
— Что его так разозлило?
— Я. Как всегда. Его оскорбляла сама моя натура, и у него были на это причины. Я во многом потерпел неудачу и вечно вносил смуту в чью-то размеренную, упорядоченную жизнь.
Кейт по-прежнему смотрел на нее.
— Моя жизнь была совсем не упорядоченной, — призналась Пруденс.
— Но возможно, я сделал ее хуже.
Пруденс подошла к нему, просто чтобы быть ближе.
— Мы уже это обсуждали. Моя жизнь никак не ухудшилась из-за твоих действий.
— Спасибо тебе. — Кейт взял ее руку. — У меня свои демоны. То, что Роу не верил в меня, очень уязвляло. В военное время я считался хорошим офицером, никто не станет этого отрицать, но здесь это ничего не значило. Роу знал, что мне предложили отправиться в Индию, и был в ярости, что я не оценил такую прекрасную перспективу. Конечно, он знал все межармейские истории. Люди с радостью доложили ему об этом, и никто из них не являлся моим другом. Меня возмущало все, что Роу говорил и на что намекал. Меня оскорбляла его уверенность, будто он как глава семьи может командовать мной. Мы растравили друг другу старые раны, и оба наговорили такого, чего на самом деле не думали…