Пруденс выпрямилась и суетливо расправила платье.
— Далеко нам ехать?
— Приблизительно двенадцать миль, но с такими лошадьми и состоянием дорог это займет часа четыре, а то и больше. Лучше потратить время, чем сломать колесо или ось. — Он потянул за светлый бантик на ее корсаже. — Не могу сказать, что возражаю против медленной поездки.
Пруденс оттолкнула его руку, но потом почувствовала себя виноватой.
— Ты не хочешь заехать в Нордаллертон?
Кейт снова потянул за ленточку.
— Нет. Зачем?
— Мне подумалось, ты захочешь забрать трехногую собачку.
— Ах, Тоби! Я по нему скучаю, но Сьюзен считает, что уродливое животное приведет к уродливому ребенку, поэтому я оставила песика Хетти и ее детям.
Кейт справился с одним бантиком.
— Мы можем забрать его, если хочешь.
— Я думала, он тебе не понравился.
— Я его недооценил.
— Я не могу явиться в великолепный Кейнингз с такой собакой, как Тоби.
— Ты моя жена. И можешь иметь любую собаку, какую пожелаешь.
— Я никто, Кейт, да еще без денег, так что мне понадобится все достоинство и антураж, на которые способна.
Кейт разочаровал ее, сказав:
— Это верно.
И оставил в покое бантики. Опустив окно, он крикнул кучеру:
— Мы остановимся в ближайшей приличной гостинице!
— Да-да, сэр.
— Я не хочу останавливаться так близко к Дарлингтону, — запротестовала Пруденс, когда он закрыл окно. — Зачем это? Тебе не нравится мое платье? Лучшего у меня нет.
— Я в восторге от твоего платья, особенно от бантиков на корсаже, но тебе нужно достойное обручальное кольцо.
— Ты рассчитываешь найти его в гостинице?
— Я рассчитываю найти там перо и бумагу, чтобы послать записку другу.
Пруденс слишком хорошо помнила порывистость Кейта.
— Кейт, не надо залезать в долги.
— Я уже в долгу перед Толлбриджем.
— Ненавижу долги. Пожалуйста! Я бы предпочла жить просто.
— Пруденс, прекрати! Я не нищий. Толлбридж на днях получит деньги, Перри пошлет мне мои собственные средства. Видишь ли, провинциальные гостиницы и магазины не принимают расписки от проезжающих.
— Перри?
— Мистер Перегрин Перрьям, хороший друг. Он будет тебя обожать.
— Сомневаюсь.
Кейт только головой покачал, но Пруденс не доверяла этой его безумной манере.
— Ты обещаешь, что не залезешь в долги?
— Слово чести. Можешь извиниться поцелуем за то, что усомнилась во мне.
— Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловала?
— Это будет просто божественно.
Кейт поддразнивал и одновременно бросал вызов.
Прекрасно.
Стараясь не выдать смятения, Пруденс наклонялась к нему, пока не коснулась губами его рта. Кейт не двигался, потом его рука легла ей на затылок, и он поцеловал ее так, как она помнила, и даже еще жарче.
Пруденс прижалась к нему, как прижималась ночью к холодной решетке, но он был теплый, а его рот жаркий. Ее снова шокировало соприкосновение языков, но изумление быстро прошло, и ее охватило возбуждение. Жар растекался по ней как лихорадка, заставляя прижиматься ближе, пробовать на вкус.
Пруденс шевельнулась в поисках более тесного слияния, но Кейт отстранился, прервав поцелуй и остудив страсть. Господи, они в карете, а не в кровати с опущенным пологом.
Как и прежде, он обнял ее.
Остальное будет потом. Но сейчас в его объятиях, Пруденс чувствовала себя божественно. Сила Кейта, его тепло смягчали все острые углы ее мыслей, все закоулки пуши, загрубевшей от тяжелых лет и недавних баталий. Пруденс таяла.
Глава 14
Кейт был рад обнимать жену, изящную, в чудесных шелках, окутанную изысканным ароматом. Она его навеки, их никто не торопит, им ничто не грозит. Кровь его еще кипела от вспыхнувшей между ними страсти, но Кейт мог справиться с этим. Это жаркое обещание на будущее. А пока у них много часов, чтобы привыкнуть друг к другу, узнавать и учиться, просто радоваться.
Много часов, в которых найдется подходящий момент сказать жене, что теперь она графиня Малзард.
Не сейчас. Сейчас Пруденс нужно успокоиться, да и ему тоже.
Кейт поцеловал ее просто заколотые волосы.
— У тебя чудесные волосы.
— Цвет скучный.
— В утреннем солнечном свете он медовый.
— Да ты поэт! — взглянула на него Пруденс. — Вот уж не ожидала.
— Тебя ждет еще масса сюрпризов.