— Рад видеть, что ты хорошо устроена, Пруденс.
— По твоему тону не похоже.
— Просто я беспокоюсь о тебе, — нахмурился брат.
Пруденс, покачав головой, рассмеялась и оставила эту тему.
Эрон всегда поворачивал любое дело так, как ему удобно.
— Я должен еще раз извиниться за то, что ваша карета пострадала, сэр, — сказал Толлбриджу Кейт. — Но, как вы слышали, это произошло не по моей вине.
— Чепуха, милорд, — поклонился Толлбридж. — Мы рады видеть вас целыми и невредимыми. Позвольте оказать вам гостеприимство в моем доме.
Он был крайне любезен, но Пруденс заметила, как он взглянул на Диану, которая все еще сидела на лошади и походила на конную статую. Пруденс не сомневалась: графиня сделала это умышленно, так как была уверена, что Толлбридж жаждет заполучить такую гостью в свой дом.
— Увы, сэр, — ответил Кейт, — мы должны возвращаться в Кейнингз. Но надеемся в другой раз воспользоваться вашим гостеприимством. И конечно, вам, вашей дочери и брату Пруденс в Кейнингзе будут рады в любое время.
Толлбридж поклонился, явно довольный и меньшими знаками внимания.
Они отправились в Кейнингз в отличном настроении и через пару миль остановились накормить и напоить лошадей. Потом Диана и Перри отделились от группы и устроили импровизированные скачки.
— Тебе тоже хочется это сделать? — догадалась Пруденс.
— Да. Ты будешь возражать?
— Конечно, нет.
Кейт поменялся лошадьми с одним из конюхов и, прихватив у него еще и шляпу с пером, помчался догонять Диану и Перри. Его смех несся по ветру.
Ничего не поделаешь. Ей тоже придется научиться ездить верхом.
Глава 37
Кейнингз выглядел чудесно, и Пруденс сообразила, что он уже стал для нее домом. Еще не совершенным домом, но местом, где она чувствовала себя дома.
Пруденс увидела в саду Хетти с детьми и махнула рукой. Рядом с домом гуляла Артемис с девочками и нянями, одна из которых держала на руках младенца. Диана тут же повернула лошадь к ним. Подъехав, графиня спешилась, взяла девочку, предусмотрительно отвернулась и стала кормить ребенка, как простая крестьянка.
Пруденс надеялась, что и она вскоре обретет такую уверенности делать то, что пожелает.
Она, Кейт и Перри спешились у входа, конюхи увели их лошадей.
— Думаю, мне следует пойти к матери и дать отчет о сегодняшних событиях, — сказал Кейт, когда они вошли в дом. — Она, разумеется, не одобрит.
— Я пойду с тобой, — ответила Пруденс, — и прослежу, чтобы она отнеслась одобрительно.
— А я исчезну! — со смехом заявил Перри и удалился.
Вдова была не в восторге, но заметила:
— С такими негодяями нужно расправляться. Это не причинит вреда, поскольку вас обоих видели в обществе леди Аррадейл. Надеюсь, завтра будет более спокойный день, и она отобедает с нами. Я знала ее родителей. Бог не дал им сына. Для них это была великая печаль.
— Как и Генрих Восьмой, они нашли бы утешение в дочери, — сказал Кейт, — если бы могли видеть ее сейчас.
— Генриху Восьмому следовало более продуманно выбирать жен. Иностранка-католичка — это плохой выбор.
Пруденс сумела промолчать, но когда они с Кейтом вышли, спросила:
— Она не понимает, что Генрих в то время сам был католиком?
— Думаю, мать возражает против «иностранки». Она считает, что нашему нынешнему королю мудрее было бы жениться на англичанке, но способность королевы производить на свет здоровое потомство, особенно мальчиков, смягчила ее. Моя мать — сложный человек.
— Но прямолинейный. К этому я смогу привыкнуть.
— А когда ты родишь здоровых мальчиков, ты станешь для нее солнцем, луной и светом в окне.
— Это более пугающая перспектива! Но мы ведь избавились от пандемониума? И все наши демоны побеждены?
— Да, и за это нам полагается награда.
— Награда?
— Сегодня ночью.
Подтекст можно было понять безошибочно.
— Сегодня? Но… — Они подошли к двери в ее спальню, и Пруденс огляделась, нет ли кого поблизости. — Мы не можем.
— Можем. Есть удовольствия, которые не влекут риска зачатия.
— Есть?! — воскликнула она. — Что ж ты раньше об этом не сказал?
Кейт пришел к ней в одном халате, под которым ничего не было. Пруденс тоже нарядилась в халат, надетый на простую ночную рубашку, и распустила волосы.
— Как светлый мед, — пробормотал Кейт, взял в ладонь прядь и отпустил ее, — в свете свечей.